В соответствии с ч. 2 ст. 237 Уголовного кодекса Республики Беларусь (далее — УК) установлена повышенная уголовная ответственность за выманивание кредита или субсидии, повлекшее причинение ущерба в особо крупном размере. Аналогичные признаки предусмотрены и в уголовном законодательстве зарубежных стран, устанавливающем ответственность за мошенническое получение кредита или субсидии. Так, согласно ст. 176 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — УК Российской Федерации) уголовная ответственность за незаконное получение кредита наступает лишь в том случае, если это деяние причинило крупный ущерб [1, с. 66]. Получение денежной субсидии в крупном размере путем обмана по уголовному законодательству ФРГ выделено в квалифицированный состав [2, с. 149].
Речь идет о материальном ущербе, под которым следует понимать вред, причиненный соответствующим преступлением имуществу граждан, организаций и государства. Закон не уточняет, кому в этом случае причиняется ущерб в особо крупном размере, но, на наш взгляд, очевидно, что имеется в виду прежде всего введенный в заблуждение кредитор, т.е. банк или небанковская кредитно-финансовая организация.
Однако существуют и другие точки зрения по данному вопросу. Так, российский исследователь А.Э.Жалинский утверждает, что ущерб, наступивший в результате незаконного получения кредита, применительно к ст. 176 УК Российской Федерации, близкой по составу к выманиванию в белорусском законодательстве, следует «понимать как в экономическом, так и в социальном плане» и учитывать вред, «причиненный как кредитору, так и адресатам кредита и в конечном счете обществу в целом» [3, с. 84]. Н.А.Лопашенко считает, что «ущерб может быть причинен кроме кредитора гаранту, государству, другим хозяйствующим субъектам» [4, с. 120].
С такой точкой зрения согласиться сложно, так как выманивание кредита направлено на охрану хозяйственных кредитных отношений, юридической формой которых являются гражданско-правовые имущественные обязательственные отношения. Данные отношения связывают должника и кредитора, их содержание составляют права и обязанности указанных сторон. В связи с этим автор полагает, что норма о выманивании кредита призвана защищать права и законные интересы кредиторов, а не иных лиц.
Поскольку указанный выше (особо крупный) размер ущерба является квалифицирующим последствием преступления и непосредственно влияет на применение к виновному той или иной нормы закона, его точное установление входит в предмет доказывания. Кроме того, определение истинных размеров материального ущерба важно и с точки зрения полного возмещения кредитной организации материальных потерь, которые она понесла в результате совершенного преступления.
Таким образом, правовое значение материального ущерба неодинаково: с одной стороны, он признак преступления, влияющий на его квалификацию, а с другой — основание для взыскания с виновного причиненных его действиями убытков в гражданско-правовом порядке. Соответственно в первом случае ущерб — категория уголовно-правовая, во втором же он является признаком гражданского правонарушения. Поэтому необходимо разобраться в самой структуре ущерба, имеющего правовое значение для уголовной и гражданско-правовой ответственности, определить критерии установления его размера.
Как указывает А.Горелов, «отраслевая природа ущерба как элемента экономического преступления является невыясненной. Данная проблема должна быть подвергнута глубокому исследованию «на стыке» уголовного и гражданского права» [5, с. 53].
Большинство же российских ученых утверждают, что определение ущерба базируется на гражданско-правовой норме об убытках, С.И.Мурзаков и И.А.Нечаева даже предлагают при анализе экономических преступлений вместо термина «ущерб» использовать определение «убытки» [6, с. 54; 7, с. 24].
Возмещение убытков предусмотрено ст. 11 Гражданского кодекса Республики Беларусь (далее — ГК) в качестве одного из способов защиты гражданских прав. При этом ГК выделяет такие виды убытка, как реальный ущерб и упущенная выгода. Так, в соответствии с п. 2 ст. 14 ГК под реальным ущербом понимаются расходы, которые лицо, чье право нарушено, произвело или должно будет произвести для восстановления нарушенного права, утрата или повреждение его имущества. Упущенная выгода — это неполученные доходы, которые это лицо получило бы при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено.
Незаконное получение кредита или субсидии путем обмана влечет причинение ущерба, в структуру которого входят различные по своему характеру убытки. Они складываются из суммы полученного кредита или субсидии и из так называемой упущенной выгоды, то есть неполученных в результате совершенного преступления планируемых доходов и прибыли (например, процентной платы, взимаемой за пользование кредитом).
В литературе высказывается мнение о том, что исчисление материального ущерба по экономическим преступлениям необходимо производить с учетом как реального ущерба, так и упущенной выгоды [8, с. 109; 9, с. 102]. В обоснование данной точки зрения Р.Ф.Гарифуллина пишет: «Ущерб — понятие гражданско-правовое, характеризующее результат определенного воздействия на отношения по поводу владения, пользования и распоряжения. В уголовном праве он является только признаком определенного состава, влияющим на квалификацию преступления. Термин «ущерб» имеет одинаковое толкование и в Гражданском, и в Уголовном кодексах. В противном случае это должно быть прямо указано в законе» [10, с. 14].
Такой подход к установлению ущерба представляется ошибочным. При выманивании кредита или субсидии в указанном выше объеме материального вреда прямой ущерб составляет лишь первый компонент, так как в результате совершенного преступления кредитная организация или государственный бюджет реально лишаются денежной суммы кредита или субсидии, выданной виновному. В пользование виновного также переходит только фактически полученная им сумма кредита или субсидии, на что и направлены его устремления. Последнее в значительной мере определяет характер и степень общественной опасности содеянного и самого преступника.
Упущенная же выгода — это такие предполагаемые доходы, которые в момент совершения преступления еще не находятся в фактическом владении кредитора. Поэтому включение их в структуру имущественного ущерба, имеющего уголовно-правовое значение, создает, по существу, фикцию о возможности преступного воздействия на материальные ценности, которые еще реально не существуют. Кроме того, нередко на практике сумма упущенной выгоды определяется кредитором таким образом, что значительно превышает размер реального ущерба.
Требование ст. 14 ГК о возмещении неполученных доходов, которые это лицо рассчитывало получить при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено, преследует цель ввести в действие принцип полного возмещения убытков в гражданских правоотношениях. Но даже цивилистам не всегда удается претворить его в жизнь. Уголовное законодательство не может преследовать подобные цели. Нельзя не отметить и то, что принципом уголовного права является субъективное вменение.
Реальный ущерб более приемлем для измерения вредоносности преступлений против порядка осуществления экономической деятельности: он объективен, конкретен, осознаваем виновным.
По изложенным соображениям автор исследования полагает, что квалифицирующее значение для определения размера материального ущерба при выманивании кредита или субсидии имеет лишь сумма невозвращенного кредита или выделенной субсидии. Причинно же связанные с преступлением убытки в виде упущенной выгоды не могут включаться в размер материального ущерба как признак преступления, влияющий на его квалификацию.
Однако установление размера упущенной выгоды необходимо для определения сумм, подлежащих взысканию с виновного в качестве возмещения ущерба в гражданско-правовом порядке.
Аналогичная точка зрения в литературе высказана М.Г.Жилкиным и Е.Л.Ложкиной [10, с. 19 — 20; 11, с. 18]. Последняя, в частности, отрицая возможность учета упущенной выгоды при определении ущерба по ст. 176 УК Российской Федерации, справедливо замечает, что «расширительное толкование понятия ущерба приведет к значительным сложностям на практике при доказывании, что кредитору причинен ущерб действительно в том объеме и по тем позициям, которые он предъявил в исковом заявлении» [11, с. 18].
Сложнее обстоит вопрос со структурой ущерба при выманивании льготных условий кредитования. В данном случае предметом преступления выступает имущественная льгота, на получение которой главным образом и направлен умысел виновного. При предоставлении кредита на льготных условиях кредитор или государство в результате незаконного получения заемщиком льгот несет дополнительные убытки, выражающиеся, например, в неполучении дополнительной прибыли в виде процентов по договору. Однако на практике исчислить такие убытки достаточно трудно, так как они не поддаются прямому счету. Сложность также представляет установление причинной связи между преступным деянием и неполучением дополнительных доходов. Сами же неполученные доходы являются здесь не чем иным, как упущенной выгодой, учет которой в уголовно-правовой структуре ущерба, как указывалось выше, недопустим. Таким образом, полагаем, что при исчислении материального ущерба, влияющего на квалификацию действий виновного при выманивании льготных условий кредитования, необходимо учитывать только сумму невозвращенного кредита, образующую реальный имущественный вред.
Отдельные российские исследователи считают целесообразным в качестве ущерба в экономических преступлениях учитывать не только материальные, но и иные негативные последствия, возникшие в результате совершения преступления. При этом как возможные последствия незаконного получения кредита (ст. 176 УК Российской Федерации) указываются банкротство предприятия-кредитора; нарушение режима его нормальной работы, включая срыв запланированных сделок; вынужденная неуплата налогов, невыполнение других принятых на себя обязательств; необходимость провести вынужденное сокращение штата [13, с. 15; 14, с. 40 — 41]. Среди видов последствий, которые можно отнести к ущербу, в ст. 176 УК Российской Федерации называются даже снижение официального рейтинга организации и утрата доверия среди клиентов и партнеров [15, с. 55; 16, с. 71].
Так, А.М.Яковлев считает, что ущерб, причиненный незаконным получением кредита, должен рассматриваться как крупный, когда незаконное получение кредита существенно ухудшило экономическое положение банка или иного кредитора [17, с. 450]. «При оценке ущерба по ст. 176 УК учитывается как сама сумма незаконно полученного кредита, так и финансовое положение обманутых кредиторов», — полагает В.Верин [18, с. 118].
Данная позиция А.М.Яковлева и В.Верина обоснованно, на наш взгляд, подвергнута критике рядом российских исследователей, которые указывают, что подобное определение ущерба является весьма расплывчатым, так как оценить ухудшение финансового положения кредитора правовыми средствами крайне затруднительно. «Еще сложнее это становится сделать, — пишет Р.О.Рогалев, — когда речь идет о причинении крупного ущерба государству при незаконном получении государственного целевого кредита. Если использовать критерий А.М.Яковлева, то в этом случае незаконное получение кредита должно существенно ухудшить финансовое положение государства» [19, с. 40 — 41].
Предложение об отнесении к ущербу и последствиям нематериального характера в литературе также высказано С.В.Максимовым и А.А.Мамедовым [20, с. 12; 21, с. 40]. «Причинение крупного ущерба кредитору в каждом случае должно определяться отдельно с учетом хозяйственного и финансового состояния кредитора», — указывает С.В.Максимов [20, с. 12].
С критикой данной позиции выступила Е.Л.Ложкина, которая справедливо отмечает, что «в такой ситуации потребуется проведение экономической экспертизы для определения факта ухудшения финансового состояния банка в результате причинения ему ущерба заемщиком, что нецелесообразно, так как вполне закономерно возникает вопрос, кто будет проводить такие исследования и даст ли банк согласие на подобную проверку, поскольку она затронет и другие сферы его деятельности» [12, с. 18].
Точка зрения Е.Л.Ложкиной и Р.О.Рогалева представляется обоснованной, позиция С.В.Максимова и А.А.Мамедова, напротив, неубедительной. Мамедов А.А., предлагая отнести к ущербу последствия нематериального характера, сам же указывает на невозможность выявления и доказывания причинно-следственной связи между незаконным получением кредита и наступлением таких последствий, как ухудшение экономического состояния банка [21, с. 37]. Практическим работникам нужны более четкие рамки определения размера ущерба в рассматриваемых преступлениях.
Следует также заметить, что белорусский законодатель в ч. 2 ст. 237 УК говорит о причинении ущерба в особо крупном размере, тогда как в ч. 1 ст. 176 УК Российской Федерации указано о причинении крупного ущерба. На наш взгляд, термины «крупный (особо крупный) размер» и «крупный ущерб» существенно отличаются друг от друга. Включая в данное словосочетание слово «размер», законодатель подводит нас к мысли о материально исчисляемом имущественном вреде. В гносеологическом значении размер выражает ценность, представляющую собой объективную категорию, а ущерб — оценку, являющуюся субъективной категорией. В силу этого к ущербу в ч. 2 ст. 237 УК следует относить только материальные последствия. Подтверждением данного вывода, на наш взгляд, служит установление законодателем в примечании к главе 25 УК минимального выражения ущерба в крупном и особо крупном размерах.
В соответствии с указанным примечанием ущербом в особо крупном размере при выманивании кредита или субсидии признается ущерб, в тысячу и более раз превышающий размер базовой величины, установленный на день совершения преступления. Изложенное позволяет сделать вывод, что выманивание, повлекшее причинение ущерба в особо крупном размере, будет иметь место в случае невозвращения банку или иной кредитно-финансовой организации кредита либо получения субсидии, размер которых без учета упущенной выгоды в тысячу и более раз превышает размер базовой величины, установленный на день представления кредитору заведомо ложных документов и сведений в целях получения кредита или субсидии либо на день, когда индивидуальный предприниматель или должностное лицо юридического лица не сообщили о возникновении обстоятельств, влекущих приостановление кредитования или субсидирования, хотя должны были и могли это сделать.
Анализ научных позиций по рассматриваемому вопросу показал, что все они сходятся только в одном: ущерб может выражаться в реальном (положительном) имущественном вреде. Все остальное толкование ущерба зависит от воли конкретного правоприменителя. Термин «ущерб в особо крупном размере», употребляемый в ч. 2 ст. 237 УК, по сути, является оценочным понятием. Употребление подобных оценочных понятий таит в себе большую опасность негативного воздействия на результат осуществления криминализации, так как вопрос о преступности (непреступности) деяния фактически будет решаться лицом, применяющим уголовно-правовую норму. Это, в свою очередь, ведет к нарушению принципа законности, согласно которому преступность деяния определяется только УК, а вовсе не его правоприменителем.
Для преодоления сложившейся ситуации и во избежание разночтений при определении ущерба ч. 2 ст. 237 УК необходимо, на наш взгляд, дополнить примечанием, в котором наряду с определением минимального выражения размера ущерба дать определение его сущности. Определение сущности ущерба применительно к рассматриваемой норме позволит сформировать четкое представление о том, что он собой представляет и как его рассчитывать. В качестве варианта можно предложить следующую формулировку: «ущербом в особо крупном размере в части второй статьи 237 УК признается реальный имущественный вред, причиненный в результате невозврата кредитору полученных кредитных средств либо причиненный государству в связи с выделением субсидии, без учета упущенной выгоды на сумму, в тысячу и более раз превышающую размер базовой величины, установленный на день совершения преступления».
По мнению автора, это наиболее предпочтительный путь расшифровки указанного оценочного понятия. Возложить обязанность его толкования на судебные органы, даже на Пленум Верховного Суда Республики Беларусь, недопустимо. Оценочные понятия перестают быть таковыми только получая легальное толкование в законе.
Заканчивая рассмотрение вопроса о выманивании кредита или субсидии, повлекшем причинение ущерба в особо крупном размере, следует обратить внимание на то, что ответственность за причинение указанного ущерба будет наступать лишь в случае установления причинной связи между деянием (выманиванием) и последствием в виде ущерба в особо крупном размере.
Для данного состава преступления (ч. 2 ст. 237 УК) характерна сложная причинно-следственная связь. С одной стороны, обман должен быть существенным условием, повлиявшим на принятие решения о предоставлении кредита, выделении субсидии либо на продолжение осуществления кредитования или субсидирования в случае возникновения обстоятельств, влекущих их приостановление. С другой стороны, именно выманивание кредита или субсидии должно причинить ущерб в особо крупном размере, т.е. причинная связь необходима не только, например, между предоставлением кредита и ущербом в особо крупном размере, но и между обманом и ущербом в особо крупном размере, поскольку ущерб должен быть следствием именно выманивания кредита. В противном случае ответственность за причинение ущерба в особо крупном размере исключается, так как случайное причинение ущерба не может быть квалифицировано по ч. 2 ст. 237 УК.
Например, лицо получило кредит путем обмана относительно целей, на которые намеревалось его использовать, однако возврат кредита был обеспечен гарантией банка. В последующем банк, выдавший гарантию, обанкротился, а заемщик, использовавший кредит для проведения рисковых операций, возвратить его не смог. Таким образом, кредитору был причинен ущерб в особо крупном размере. В указанной ситуации вряд ли можно говорить о том, что причиненный ущерб прямо и непосредственно связан с обманом кредитора, так как возврат был обеспечен гарантией банка. Иначе говоря, невозврат средств кредитополучатель не только не предвидел, но и не мог предвидеть. В то же время само получение кредита было неправомерным, поскольку кредитор был введен кредитополучателем в заблуждение и действия последнего следует квалифицировать как выманивание кредита по ч. 1 ст. 237 УК.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1. Уголовный кодекс Российской Федерации: принят Гос. Думой Федерал. Собр. Рос. Федерации 24 мая 1996 г.: одобр. Советом Федерации 5 июня 1996 г.: текст Кодекса по состоянию на 10 апр. 2007 г. — М.: Эксмо, 2007. — 191 с.
2. Уголовный кодекс ФРГ: принят 15.05.1871: в ред. от 13.11.1998: по сост. на 17 авг. 1999 г. / пер. и предисл. А.В.Серебреникова. — М.: Зерцало, 2000. — 200 с.
3. Жалинский, А.Э. Преступления в сфере экономической деятельности в трактовке нового Уголовного кодекса / А.Э.Жалинский // Журнал российского права. — 1997. — N 8. — С. 72 — 84.
4. Лопашенко, Н.А. Преступления в сфере экономической деятельности. Комментарий к главе 22 УК РФ / Н.А.Лопашенко. — Ростов н/Д: Феникс, 1999. — 384 с.
5. Горелов, А. Ущерб как элемент экономического преступления / А.Горелов // Российская юстиция. — 2002. — N 12. — С. 53.
6. Мурзаков, С.И. Структура материального ущерба преступлений, совершенных в сфере экономики, и его стоимостные критерии / С.И.Мурзаков // Вопросы квалификации и расследования преступлений в сфере экономики: сб. науч. ст. по материалам Всероссийского научно-практического семинара 15 — 18 декабря 1998 г. / СЮИ; науч. ред. Н.А.Лопашенко. — Саратов, 1999. — С. 51 — 59.
7. Нечаева, И.А. Построение санкций за преступления в сфере экономической деятельности: автореф. дис…. канд. юрид. наук: 12.00.08 / И.А.Нечаева; Кубан. гос. ун-т. — Краснодар, 2002. — 27 с.
8. Васильчиков, И.С. Преступления в сфере экономики / И.С.Васильчиков. — Ростов н/Д: Феникс, 2007. — 214 с.
9. Викулин, А.Ю. Понятие ущерба в УК РФ: применительно к гл. 22 / А.Ю.Викулин // Государство и право. — 1998. — N 4. — С. 99 — 103.
10. Гарифуллина, Р.Ф. Современные проблемы уголовно-правовой борьбы с преступлениями в сфере кредитных отношений: автореф. дис…. канд. юрид. наук: 12.00.08 / Р.Ф.Гарифуллина; Акад. упр. МВД России. — М., 1998. — 21 с.
11. Жилкин, М.Г. Уголовно-правовая оценка последствий преступлений в сфере экономической деятельности: автореф. дис…. канд. юрид. наук: 2.00.08 / М.Г.Жилкин; Моск. акад. МВД РФ. — М., 2001. — 27 с.
12. Ложкина, Е.И. Незаконное получение кредита: объект и объективная сторона / Е.И.Ложкина // Уголовное право. — 2000. — N 4. — С. 15 — 19.
13. Васильева, Я.С. Уголовная ответственность за деяния, совершенные в сфере кредитных отношений: автореф. дис…. канд. юрид. наук: 12.00.08 / Я.С.Васильева; Урал. гос. юрид. акад. — Екатеринбург, 2000. — 23 с.
14. Козаченко, И. Незаконное получение кредита / И.Козаченко, Я.Васильева // Российская юстиция. — 1999. — N 11. — С. 40 — 41.
15. Корчагин, А.Г. Преступления в сфере экономики и экономическая преступность. Монография / А.Г.Корчагин. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2001. — 176 с.
16. Яни, П.С. Незаконное получение кредита / П.С.Яни // Законодательство. — 2000. — N 5. — С. 64 — 72.
17. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / С.В.Бородин [и др.]; под общ. ред. А.В.Наумова. — М.: Юристъ, 1997. — 823 с.
18. Верин, В. Экономические преступления в нормах нового Уголовного кодекса РФ / В.Верин // Закон. — 1997. — N 7. — С. 113 — 118.
19. Рогалев, Р.О. Проблемы ответственности за преступления в сфере банковской деятельности / Р.О.Рогалев // Журнал российского права. — 2003. — N 10. — С. 37 — 44.
20. Максимов, С.В. Уголовная ответственность за невыполнение должником заемных обязательств / С.В.Максимов // Законность. — 1998. — N 5. — С. 10 — 13.
21. Мамедов, А.А. Объективная сторона преступлений в сфере банковской деятельности / А.А.Мамедов // Уголовное право. — 2000. — N 2. — С. 36 — 40.