Настоящая статья посвящена исследованию институциональных основ следственной функции в уголовном процессе. Сравнительно-правовому и историческому анализу подвергнут процесс законодательного регулирования деятельности органов следствия в отечественном государстве и за рубежом. Вскрыты недостатки существующей модели организации досудебного производства, заключающиеся в невозможности совмещения следователем разнонаправленных функций и фактическом ограничении его процессуальной самостоятельности. Обозначены основные существующие в науке уголовного процесса пути совершенствования следственной функции, высказаны суждения о возможности их реализации в законодательстве.
Одним из наиболее важных событий последних лет, повлиявших на развитие отечественного уголовного процесса, стало создание в 2011 году самостоятельного Следственного комитета Республики Беларусь (п. 1 Указа Президента Республики Беларусь от 12.09.2011 N 409 «Об образовании Следственного комитета Республики Беларусь»). Не секрет, что его появлению предшествовала достаточно долгая и обстоятельная работа различных государственных органов по прогнозированию возможных положительных и отрицательных сторон такого нововведения. Аргументами к созданию единого централизованного ведомства послужили имевшие место факты нарушения процессуального законодательства, незаконного привлечения невиновных лиц к уголовной ответственности, а также в отдельных случаях низкое качество предварительного следствия и так называемый обвинительный уклон. Причиной указанных недостатков была названа ведомственная подчиненность и зависимость следователей от руководства органов дознания, их загруженность несвойственными им функциями [6, с. 4 — 9]. Произошедшие изменения фактически находятся в соответствии с принятой еще в 90-х годах Концепцией судебно-правовой реформы, одобренной постановлением Верховного Совета Республики Беларусь от 23.04.1992 N 1611-XII. Вместе с тем хотелось бы акцентировать внимание на том, что начатая реформа досудебного производства может иметь свое продолжение. На наш взгляд, будущим нововведениям должен предшествовать анализ и широкое обсуждение институциональных основ организации предварительного следствия, которые находятся в плоскости определения его функциональной природы, а также точного назначения и роли следователя в уголовном процессе.
Как известно, прообразом существующей в настоящее время в отечественном уголовном процессе фигуры следователя является французский следственный судья, который появился в уголовно-процессуальном законодательстве Франции в начале XIX века после принятия Кодекса уголовного расследования. Согласно французской процессуальной доктрине функция предварительного следствия является производной от функции следствия судебного. Именно по этой причине французский следователь и по сей день является одновременно и судьей, что создает максимальные условия для его независимости. Он не имеет над собой непосредственного начальника, а для исправления ошибок в его деятельности существует механизм инстанционного обжалования. Функцию органа предварительного следствия второй инстанции выполняет обвинительная камера, которая входит в состав апелляционного суда [2, с. 73]. Известно, что французская модель организации досудебного производства была воспринята в большинстве стран континентальной Европы, в том числе и в Российской империи. По Судебному уставу уголовного судопроизводства 1864 года (далее — УУС) в России предварительное следствие осуществлял судебный следователь, который также относился к судебному ведомству и все решения о производстве следственных и процессуальных действий принимал самостоятельно. В отличие от современного следователя он не имел права предъявлять обвинение, а также принимать какие-либо иные решения, связанные с выводом о виновности конкретного лица. Правом инициировать производство по уголовному делу, а затем предъявлять обвинительный акт, имевший значение заключения о предании суду, обладал прокурор (ст. 519 УУС). Однако это не значит, что модель досудебного следствия того времени во всех своих существенных признаках воспроизводила следствие судебное, а следователь мог в полной мере ограничиться исследованием обстоятельств дела. Его деятельность должна была носить гораздо более активный, поисковый характер и не прекращаться в случаях отсутствия подозреваемого лица (ст. 276 УУС), к тому же он был наделен правом отмены решений полиции, которая обязана была выполнять данные им поручения (ст. 269 УУС). В его правовом статусе присутствовали и элементы обвинительной деятельности. В частности, он имел возможность начинать производство по уголовному делу в случаях непосредственного обнаружения совершенного преступного деяния, а также по заявлению очевидцев и при наличии явки с повинной (ст. 298, 310, 313 УУС). Прокурор в свою очередь обладал рядом надзорных полномочий в отношении следователя, связанных с правом требования исправления допущенных нарушений законодательства (ст. 281, 282 УУС). Спустя непродолжительное время после применения на практике положений УУС многие известные ученые-процессуалисты того времени достаточно критично оценили организацию следственной власти из-за ее тяготения к инквизиционному, а не к состязательному, как того ожидали разработчики законопроекта, типу. В.Случевский отметил, что обременение следователя необходимостью розыска лица, совершившего преступление, делает предварительное следствие родственным полицейскому дознанию [8, с. 515]. В советский период развития нашего государства обвинительное начало в деятельности следователя увеличилось, что связано не столько с наделением его правом самостоятельно предъявлять обвинение и оканчивать производство составлением обвинительного заключения, сколько с лишением его судейского статуса и прямым подчинением в процессуальном плане прокурору, а в организационном — органам дознания в лице Министерства внутренних дел, Комитета государственной безопасности и др. С течением времени в целях ускорения досудебного производства происходит фактическое уравнивание следователей с органами дознания, которые наделяются полномочиями осуществлять предварительное расследование в форме дознания по «незначительным» уголовным делам. Наличие таких существенных и характерных в большей степени для органов юстиции полномочий в руках правоохранительных органов законодатель попытался определенным образом компенсировать посредством расширения для лиц, вовлеченных в уголовный процесс, процессуальных гарантий. Закрепленная в законе система задач и принципов уголовного процесса формально обязала органы предварительного расследования сочетать в своей деятельности функции уголовного преследования и защиты прав и законных интересов граждан. Вместе с тем, как показало время, несмотря на всевозможные организационные реформы, традиционным упреком в адрес следственной власти был ее обвинительный уклон. Необходимость соблюдения процессуальных гарантий прав и свобод личности вылилась в значительное усложнение процессуальной формы досудебного производства, однако их эффективность в условиях отсутствия действенного судебного контроля и ввиду того, что их реализация в большинстве случаев зависела от органов расследования, оставляла желать лучшего. Таким образом, очевидно, что в содержании следственной функции произошли коренные изменения, в итоге она утратила существовавший на начальном ее этапе развития преимущественно исследовательский, производный от судебной власти независимый характер, в свою очередь, в ней усилились розыскные (обвинительные) начала.
Как мы отмечали ранее, одной из целей создания Следственного комитета в Республике Беларусь явилась необходимость придания реальной независимости и процессуальной самостоятельности следователю. Бесспорно, устранение ведомственной подчиненности положительным образом сказалось на достижении данной цели. Однако вряд ли можно считать вопрос закрытым, пока существует прямая процессуальная и должностная подчиненность следователя начальнику следственного подразделения, фигура которого появилась в советском уголовном процессе в 60-х годах прошлого века и своим существованием положила начало направлению уголовно-процессуальной деятельности, известному как ведомственный уголовно-процессуальный контроль. В настоящее время в благих целях усиления процессуальной независимости следователя произошло перераспределение ряда надзорных полномочий прокурора в пользу начальника следственного подразделения. Теперь последний имеет право не только давать обязательные для исполнения следователю указания, но и отменять его процессуальные решения. Позволим себе мысль, что таким образом усилилась не процессуальная самостоятельность следователя, а того органа, в котором он осуществляет свою деятельность. Законодатель не учел одну простую истину о том, что следствие по делу осуществляет конкретный следователь, а не его начальник или государственный орган. В связи с этим сложно не согласиться с Н.А.Колоколовым в том, что «руководитель (начальник) следственного органа — изобретение советского периода, для которого характерно наличие жестких административных вертикалей во всех сферах управления… Если исходить из того, что следователь — самостоятельная процессуальная фигура, то очевидно: руководителей над ним быть не может. Так было в России до революции. Так обстоит дело сейчас, например, в Италии и Франции» [5, с. 25].
Другой аспект проблемы организации отечественного предварительного следствия кроется в том, что достаточно сложно на сегодняшний день определить его точное назначение и процессуальный характер. Простым подтверждением тому является давняя научная дискуссия о видах деятельности, реализуемых следователем в уголовном процессе. Проблема обусловлена фактическим совмещением им различных по своей природе функций розыска (обвинения, уголовного преследования), защиты и принятия решения по делу. С одной стороны, от следователя, равно как и от судьи, ждут принятия по каждому уголовному делу скорого и законного решения. Законность при этом предполагает строгое выполнение требований процессуального и материального законодательства, исключение какого-либо нарушения прав и свобод граждан. С другой стороны, следователь как сотрудник правоохранительного органа с четкой иерархической системой подчинения как представитель органов уголовного преследования должен бороться с преступностью, изобличать виновных, обеспечивать возмещение вреда. Успешность в решении этих задач напрямую зависит от количества установленных по уголовным делам обвиняемых, от оконченных производством и направленных в суд уголовных дел. Для следователя, в отличие от судьи, обоснованное прекращение производства по делу в некоторых случаях (при наличии реабилитирующих оснований) одновременно будет означать не только торжество законности, но и необходимость признания определенной ошибки в своей деятельности. Считать, что следователь может сочетать активную деятельность по изобличению и привлечению в качестве обвиняемого конкретного лица и при этом оставаться всесторонним и объективным (в том понимании как мы ждем этого от суда), значит выдавать желаемое за действительное. Неслучайно после советского периода в отечественной процессуальной науке не подвергается сомнению факт того, что подлинная независимость и объективность суда не может быть обеспечена без отделения его функции от функций защиты и государственного обвинения. Объективность обвинительного уклона в деятельности следователя является результатом не его плохой подготовки или отсутствия должного контроля за его действиями, а следствием поискового, активного характера предварительного следствия. Заслуживают внимания слова А.С.Александрова о том, что «не удастся избежать обвинительного уклона, присущего деятельности ведомственных следователей, так как обвинительную направленность следственной деятельности определяет не следователь и не орган, где он работает, а форма уголовного процесса» [1, с. 39].
Итак, какой характер должно иметь предварительное следствие в отечественном уголовном процессе? Этот вопрос, как нам представляется, имеет несколько основных решений.
Согласно первому подходу борьба с преступностью в целом, а также раскрытие и досудебное расследование конкретного преступления есть суть полицейской (милицейской) деятельности, которая по своему существу несовместима с юридической оценкой преступного деяния и применением каких-либо мер принуждения. Она носит розыскной (обвинительный) характер, вследствие чего должна происходить под руководством и надзором прокурора. Полицейское расследование следует ограничить установлением обстоятельств преступного деяния и лиц, их совершивших. Принятие решений, связанных с квалификацией деяния, предъявлением обвинения, следует относить к исключительной компетенции прокурора (юридизация производства). Гарантией от возможного произвола полицейской власти должен стать судебный порядок разрешения жалоб, применения мер принуждения, а также производства следственных действий, как ограничивающих конституционные права граждан. При таком подходе исключается необходимость дифференциации на законодательном уровне непроцессуальной (оперативно-розыскная деятельность) и процессуальной деятельности (следствие, дознание), так как функционально они имеют полицейскую природу и направлены не на получение доказательств по делу, а только на отыскание сведений о совершенном деянии. Оценка представленных сведений и признание их доказательствами должны относиться к исключительной компетенции суда. По мнению Л.В.Головко, «…какое бы ведомство ни было наделено функциями по расследованию преступлений, оно в любом случае остается лишь элементом общего понятия «полиции». Его полномочия в такой ситуации остаются полномочиями полицейскими и не могут выходить за очерченные выше пределы уголовно-полицейской деятельности… здесь ничего не изменится даже в том случае, если управленческая целесообразность приведет к созданию единого следственного комитета (он все равно останется не более чем полицейским ведомством)» [3, c. 29].
Иное решение вопроса предлагается путем обеспечения реальной независимости следственной функции. По мнению С.Рябининой, реализовано это может быть за счет исключения подчиненности следователя вышестоящему руководству, наделения его судебным статусом, лишения прокурорской опеки и расширения состязательности [7].
Как видим, процессуальной наукой уже выработаны варианты решения обозначенных выше концептуальных проблем организации предварительного расследования. Полагаем, именно в русле этих двух направлений должно продолжаться теоретическое осмысление дальнейшей реформы досудебного производства.
Со своей стороны хотим отметить, что отнесение следователя к судебному ведомству действительно обеспечит его независимость, но никак не сможет решить основную проблему, связанную с сочетанием в его деятельности различных функций. Еще В.Случевский одним из неподдающихся устранению недостатков организации деятельности российского судебного следователя называл соединение в его руках воедино функций судьи, обвинителя и защитника, что не лучшим образом сказывалось на его беспристрастности, в отличие от судебного следствия. При этом ученый признавал, что отсутствует реальная возможность построения следствия судебного по образцу предварительного, так как последнее имеет подчиненный характер и главным образом направлено не на разрешение вопроса о виновности, а на установление обстоятельств по делу [8, с. 246, 503 — 505]. В силу очевидности розыскного, познавательного характера предварительного расследования, полагаем, нет необходимости в наделении следователя судебным статусом. Кроме того, мы не считаем возможным развитие состязательности на досудебном производстве. При этом исходим из простого понимания того, что реализация данного процессуального принципа допустима только при осуществлении правосудия. На предварительном расследовании нет функции суда как арбитра между сторонами обвинения и защиты, так как нет уголовно-правового спора по поводу обвинения.
Пагубность применения второй модели организации предварительного следствия кроется не только в невозможности обеспечить сравнимую с судейской объективностью исследования обстоятельств дела, но и в необходимости не только сохранить, но еще и более развить и без того достаточно сложную и громоздкую процессуальную форму досудебного производства. Это негативно сказывается на решении задачи органов предварительного следствия по противодействию преступности путем быстрого и полного расследования преступных деяний. Обязывая следователей сочетать разнонаправленные функции и при этом выступать в роли судьи, мы снижаем эффективность их деятельности по раскрытию и расследованию преступлений.
Опыт Франции показывает, что только 4% от всех дел расследуется следственными судьями. В Германии, построение уголовного процесса которой долгое время оказывало влияние на организацию отечественного уголовного процесса, произошел отказ от производства предварительного следствия представителями судейского корпуса в пользу органов полиции. Большинство немецких юристов достаточно критично относились к институту следственных судей и нередко рассматривали предварительное следствие как неэкономичное умножение допросов. В итоге в настоящее время установление обстоятельств по делу до суда осуществляется полицией под руководством прокурора [4, с. 9 — 10; 9, с. 34 — 49].
Несмотря на то что реализация первого из указанных выше подходов повлечет необходимость концептуальной перестройки многих процессуальных институтов, по нашему мнению, именно в его рамках должно происходить дальнейшее научное и законодательное развитие системы предварительного расследования нашей страны. Такое решение находится в соответствии с практикой построения досудебного производства большинства развитых в правовом отношении стран и отвечает потребностям в процессуальной экономии, в эффективном и быстром расследовании преступных проявлений в нашей стране. Изложенные суждения, безусловно, носят дискуссионный характер и не претендуют на истину в последней инстанции.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1. Александров, А.С. Нужно ли создавать Федеральную службу расследований / А.С.Александров // Законность. — 2002. — N 11. — С. 37 — 39.
2. Головко, Л.В. Дознание и предварительное следствие в уголовном процессе Франции / Л.В.Головко. — М.: Фирма «Спарк», 1995. — 130 с.
3. Головко, Л.В. Реформа полиции в контексте модернизации предварительного производства в российском уголовном процессе: материалы междунар. науч. конф., Санкт-Петербург, 6 — 8 окт. 2010 г. / Л.В.Головко. — М.: Актион-Медиа, 2012. — 140 с.
4. Калиновский, К.Б. Уголовный процесс современных зарубежных государств [Электронный ресурс]: учеб. пособие / К.Б.Калиновский. — Режим доступа: http://www.kalinovsky-k.narod.ru/p/2000-1.htm. — Дата доступа: 21.03.2013.
5. Колоколов, Н.А. Последние новеллы УПК РФ: баланс обвинительной власти стабилизируется / Н.А.Колоколов // Уголовное судопроизводство. — 2009. — N 2. — С. 25 — 32.
6. Мальцев, Л. Качественный прорыв в развитии правовой системы / Л.Мальцев // Беларуская думка. — 2011. — N 9. — С. 3 — 9.
7. Рябинина, Т.К. Судебный следователь — институт прошлого или надежда на будущее? [Электронный ресурс] / Т.К.Рябинина // Международная ассоциация содействия правосудию. — Режим доступа: http://www.iuaj.net/node/461. — Дата доступа: 17.03.2013.
8. Случевский, В. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство — судопроизводство / В.Случевский. — 4-е изд., доп. — СПб.: Тип. М.М.Стасюлевича, 1913. — 670 с.
9. Филимонов, Б.А. Уголовный процесс ФРГ / Б.А.Филимонов. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1974. — 116 с.