Из приведенных схем уголовного и уголовно-процессуального правоотношений применительно к типичной уголовно-правовой ситуации вытекают следующие вопросы:
- Какое правоотношение (уголовное или уголовно-процессуальное) возникает в случаях совершения общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом, невменяемым лицом; причинения существенного вреда отношениям, охраняемым уголовным законом, при обстоятельствах, исключающих преступность деяния, либо при добровольном отказе от совершения преступления, а также при совершении малозначительного деяния?
- Какие моменты следует считать началом возникновения уголовного и уголовно-процессуального правоотношений?
- В рамках каких правоотношений лицо, совершившее преступление, освобождается от уголовной ответственности?
Отвечая на первый вопрос, необходимо отметить следующее. Институт невменяемости — это уголовно-правовой институт. Решение вопроса о признании лица, совершившего общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом, невменяемым основывается на уголовно-правовых нормах. Нормы уголовного закона определяют и правовые последствия признания лица невменяемым, связанные с применением к нему принудительных мер безопасности и лечения.
Согласно теории права обязательным качеством, которым должны обладать субъекты правоотношения, является их правосубъектность, образуемая из правоспособности и дееспособности. Поскольку невменяемое лицо не может быть дееспособным, следовательно, оно не может выступать в роли субъекта уголовного правоотношения. Это, в свою очередь, влечет отсутствие одной из сторон правоотношения, а значит, и уголовного правоотношения в целом.
К уголовно-процессуальным отношениям, возникновение которых связано с поступившей в орган уголовного преследования информацией о совершенном общественно опасном деянии (повод к возбуждению уголовного дела — ст. 166 Уголовно-процессуального кодекса Республики Беларусь (далее — УПК)), позицию теоретиков права в данном случае можно применить лишь с некоторыми оговорками. И в этих целях обратимся сначала к уголовно-процессуальным отношениям, возникновение которых связано с фактом совершения общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом, о котором стало известно органу уголовного преследования. Здесь независимо от дееспособности лица, подозреваемого в совершении такого деяния, которое еще может быть и не установлено, начинаются уголовно-процессуальные действия в рамках уголовно-процессуальных правоотношений, направленные на решение задач по установлению наличия общественно опасного деяния, возбуждение и расследование уголовного дела, исследование обстоятельств совершенного общественно опасного деяния, собирание доказательств вины, причастности подозреваемого к совершению этого деяния и т.д. В случае сомнений относительно его психического состояния орган уголовного преследования назначает судебно-психиатрическую экспертизу и на основании заключения врачебно-консультационной комиссии решает вопрос о необходимости применения судом принудительных мер безопасности и лечения. Естественно, при наличии психического расстройства (заболевания) подозреваемого в данном деянии лица орган уголовного преследования взаимодействует с его законным представителем и защитником, участие которых обязательно по данной категории уголовных дел (п. 4 ч. 1 ст. 45 и ч. 1 ст. 56 УПК). Структура уголовно-процессуального правоотношения в этом случае не нарушается. Более того, как это следует из ч. 4 ст. 443 УПК, лицо, страдающее психическим расстройством (заболеванием), может быть допущено к участию в следственных действиях, если это позволяет его психическое состояние. В противном случае, т.е. при невозможности такого участия, составляется соответствующий протокол (ч. 4 ст. 443 УПК). Конечно, такое его участие в деле ограничено, но не исключено полностью. В таких же следственных действиях, как предъявление для опознания лица, его освидетельствование, экспертное обследование, где процессуальная роль данного лица пассивна, участие его фактически не исключается, кроме случаев, небезопасных для окружающих.
На практике имеют место и случаи получения показаний от таких лиц, которые хотя и не могут быть источниками доказательств, но серьезно облегчают процесс доказывания и позволяют выявлять доброкачественные источники доказательств.
Следует также отметить, что на момент получения информации об общественно опасном деянии, во-первых, не всегда известно лицо, его совершившее, во-вторых, даже если это лицо установлено и уже известно, что оно психически неадекватно, следователь до того момента, пока не получит заключение врачебно-консультационной комиссии о том, что лицо не могло сознавать фактический характер и общественную опасность своего действия (бездействия) или руководить им, осуществляет производство по уголовному делу в обычном порядке. Тем более закон не предусматривает какого-либо процессуального порядка перехода с обычного производства по уголовному делу к производству по правилам гл. 46 УПК, регламентирующей производство предварительного следствия и судебное разбирательство по уголовному делу по применению принудительных мер безопасности и лечения.
Примерно такое же положение и с лицом, не достигшим возраста уголовной ответственности. В отличие от показаний, исходящих от невменяемых лиц, его показания являются источником доказательств. Но и в этом случае процессуальные действия осуществляются с участием законного представителя и защитника. Поэтому в таких случаях возникшие между ними правовые связи соответствуют всем параметрам уголовно-процессуального отношения, равно как и все другие правоотношения (следователя с защитником, законным представителем, с другими участниками). Они представляют собой обычное звено, как и по другим уголовным делам.
Основываясь на признании наличия уголовно-процессуального отношения в случае совершения общественно опасного деяния невменяемым, можно было бы считать, что в таких случаях возможно и уголовное правоотношение. При этом учитывалось бы, что принудительные меры безопасности и лечения, применяемые в отношении такого лица, как и меры уголовной ответственности, имеют принудительный характер: они назначаются, изменяются и прекращаются судом; в числе целей указанных мер приоритетной является цель предупреждения со стороны этих лиц новых общественно опасных деяний, что сближает их с мерами уголовной ответственности. Однако данное правоотношение не является правоотношением ответственности. Признание его таковым будет противоречить нашей позиции об уголовно-правовых отношениях как отношениях ответственности. В связи с этим заслуживает внимания вопрос о правовой природе принудительных мер безопасности и лечения и их месте в законодательстве, который, несомненно, требует самостоятельного исследования. Можно согласиться с В.П.Божьевым, считающим, что «…уголовно-процессуальные правоотношения — это канал, через который не только применяются уголовно-правовые нормы, но и устанавливаются уголовные правоотношения. Нельзя применить норму уголовного права, не установив всех элементов уголовно-правового отношения, не установив преступления, которое выступает как юридический факт, вызвавший к жизни материальные правовые отношения. Применение норм уголовного права происходит в процессуальной форме. Следовательно, нельзя применить норму уголовного материального права, не применив одновременно норму процессуального права» [14, с. 56]. Согласимся и с В.Н.Кудрявцевым, по мнению которого характер, порядок, объем, цели и правовые последствия применения норм уголовного права на различных стадиях уголовного процесса различны. Если суд при постановлении обвинительного приговора в полном объеме применяет и диспозицию уголовно-правовой нормы, и ее санкцию, то другие органы (лицо, производящее дознание, следователь, прокурор, а также судья и суд в стадии предания суду) применяют лишь диспозицию уголовно-правовой нормы [15, с. 19]. Применение принудительных мер безопасности и лечения по результатам рассмотрения дела в суде первой инстанции вряд ли можно считать санкцией, которая является мерой взыскания. К психически больному лицу применяются в первую очередь меры лечения его от болезни.
Нельзя в связи с этим не упомянуть о позициях ученых, полагающих, что определение правовых последствий совершения общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом, в состоянии невменяемости должно содержаться не в уголовном кодексе, а в самостоятельном законе. Такое предложение, сформулированное группой советских (российских) ученых [16, с. 3], поддержано Н.В.Генрих, считающей правильным его реализовать при условии последовательного воплощения в уголовном кодексе учения об уголовно-правовых отношениях [17, с. 84].
Что касается лиц, совершивших общественно опасные деяния, предусмотренные уголовным законом, до достижения возраста уголовной ответственности, то применяемые к ним меры воздействия не носят уголовно-правового характера, вследствие чего нет оснований признавать возникновение между представителем малолетнего и государством уголовно-правового отношения.
Поставленный нами первый вопрос охватывает и ситуации, связанные с наличием обстоятельств, исключающих преступность деяния, а также с добровольным отказом от совершения преступления и совершением малозначительного деяния.
Уголовным законом регламентируются вопросы о правомерности причинения вреда при обстоятельствах, исключающих преступность деяния (необходимая оборона, задержание лица, совершившего преступление, крайняя необходимость, пребывание лица среди соучастников преступления по специальному заданию, обоснованный риск, исполнение приказа или распоряжения). Уголовный кодекс Республики Беларусь (далее — УК) определяет и случаи наступления уголовной ответственности лиц, превысивших пределы допустимости причинения вреда при указанных обстоятельствах. Однако, на наш взгляд, в случаях соблюдения условий правомерности причинения вреда, установленных уголовным законом, уголовное правоотношение не может возникнуть, поскольку у одной стороны не возникает никаких уголовно-правовых обязанностей. У нее есть лишь право на правильное применение государственным органом уголовного закона в связи с возникшей ситуацией, рассматриваемой законом как обстоятельство, исключающее преступность деяния.
Аналогичное положение складывается и в тех случаях, когда лицо добровольно отказывается от совершения преступления, поскольку согласно ч. 2 ст. 15 УК деяние, в отношении которого осуществлен добровольный отказ, не влечет уголовной ответственности. У лица, добровольно отказавшегося от преступления, не возникает никаких обязанностей уголовно-правового характера. У него есть лишь право на правильное применение к нему нормы уголовного закона.
То же можно указать и применительно к случаям совершения малозначительного деяния. Лицо, совершившее такое деяние, не обладает уголовно-правовой обязанностью, поскольку здесь отсутствует основание возникновения уголовного правоотношения, т.е. преступное деяние, содержащее все признаки состава преступления. Малозначительное деяние лишь формально подпадает под признаки преступления, предусмотренного уголовным законом. Оно вообще не причинило и не могло причинить существенного вреда охраняемым уголовным законом общественным отношениям. Согласно ч. 4 ст. 11 УК такое деяние в случаях, предусмотренных законом, может влечь применение мер административного или дисциплинарного взыскания. Таким образом, малозначительное деяние, признаки которого устанавливаются уголовным законом, ни в какой мере не может быть основанием возникновения уголовного правоотношения. В случаях же применения к лицу мер административного или дисциплинарного взыскания возникают иные, но не уголовные, правоотношения.
Наша позиция по всем трем ситуациям заключается в том, что поскольку во всех этих случаях уголовная ответственность исключается, то нет предпосылок признавать и наличие в них уголовных правоотношений. Здесь нет ни преступления, ни лица, виновного в совершении такового.
Поэтому вопрос о непривлечении указанных лиц к уголовной ответственности хотя и решается с применением норм уголовного права, но это происходит в рамках уголовно-процессуальной деятельности, связанной с применением норм уголовного закона. Каждое из данных обстоятельств устанавливается в ходе процесса доказывания на основании достаточности собранных доказательств и при этом по внутреннему убеждению лица, осуществляющего производство по материалам и уголовному делу.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Кучинский, В.А. Правоотношение — индивидуализированная связь субъектов права / В.А.Кучинский // Современные проблемы правовых отношений: сб. науч. тр. / под ред. В.А.Кучинского и Э.А.Саркисовой; М-во внутр. дел Респ. Беларусь, Акад. МВД. — Минск: Акад. МВД Респ. Беларусь, 2008. — 213 с.
2. Там же.
3. Курс уголовного права: в 5 т.: учеб. для вузов / под ред. Н.Ф.Кузнецовой и И.М.Тяжковой. — М.: ИКД «Зерцало-М», 2002. — Т. 1: Общая часть. Учение о преступлении. — 624 с.
4. Там же. — С. 3.
5. Барков, А.В. К вопросу о сущности уголовных правоотношений / А.В.Барков // Проблемы уголовного права. — Минск.: Изд-во БГУ им. В.И.Ленина, 1976. — 112 с.
6. Генрих, Н.В. Предмет и метод уголовно-правового регулирования: история, теория и практика / Н.В.Генрих. — М.: Норма: ИНФРА-М, 2011. — 320 с.
7. Санталов, А.И. Теоретические вопросы уголовной ответственности / А.И.Санталов. — Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1982. — 96 с.
8. Александров, А.С. Назначение уголовного судопроизводства и наказания / А.С.Александров, И.А.Александрова, И.В.Круглов. — Н. Новгород: Нижегородская правовая академия, 2006. — 111 с.
9. Божьев, В.П. Уголовно-процессуальные правоотношения / В.П.Божьев. — М.: Юрид. лит., 1975. — 176 с.
10. Вишневский, А.Ф. Общая теория государства и права: учеб. / А.Ф.Вишневский, Н.А.Горбаток, В.А.Кучинский / под общ. ред. В.А.Кучинского. — М., 2013. — 479 с.
11. Там же.
12. Маджаров, Р.В. «Процессуальное» и «непроцессуальное» в действиях органа, ведущего уголовный процесс [Электронный ресурс] / Р.В.Маджаров // ИБ «КонсультантПлюс. Комментарии Законодательства Белорусский Выпуск» / ООО «ЮрСпектр». — Минск, 2013.
13. Вишневский, А.Ф. Цит. раб.
14. Божьев, В.П. Цит. ист.
15. Кудрявцев, В.Н. Общая теория квалификации преступлений / В.Н.Кудрявцев. — М.: Юрид. лит., 1972. — 352 с.
16. Игнатов, А.Н. Концептуальные начала уголовного законодательства Российской Федерации / А.Н.Игнатов, Ю.А.Красиков, Э.Ф.Побегайло, О.Ф.Шишов, О.А.Пашин, М.С.Палеев // Советская юстиция. — 1992. — N 3. — С. 2 — 3.
17. Генрих, Н.В. Цит. ист.
18. Кучинский, В.А. Современное учение о правовых отношениях / В.А.Кучинский. — Минск: Интегралполиграф, 2008. — 320 с.
19. Там же. — С. 304.
20. Смирнов, В.Г. Функции советского уголовного права / В.Г.Смирнов. — Л.: ЛГУ, 1965. — 187 с.
21. Козубенко, Ю.В. Предмет межотраслевого механизма уголовно-правового регулирования / Ю.В.Козубенко // Государство и право. — 2014. — N 9. — С. 37 — 44.