Разногласия во мнениях имеются и в анализе дела трех охотников, хотя общая линия оценки сохраняет преемственность. Приведем лишь некоторые из высказываний по данному делу, сделанные авторами полвека назад и в наше время.
Ранее дело трех охотников из «Казуистики» профессора Н.Д.Сергеевского приводилось в изложении А.Н.Трайнина с обоснованием неосторожного соучастия. В несколько измененной интерпретации в более поздней работе о соучастии указанный автор вновь привел этот случай: «Трое охотников — А, Б и В — возвращались домой. Они увидели вдали крестьянина, курившего трубку. А обратился к В с предложением показать свое искусство и попасть в трубку крестьянина. В согласился, но поставил условием, чтобы Б подставил плечо для ружья. Б согласился. Последовал выстрел; пуля, однако, попала не в трубку, а в голову, и крестьянин был убит. Как определить ответственность всех действовавших лиц?
Кажется совершенно бесспорным, что непосредственно производивший выстрел В должен отвечать за убийство по неосторожности (ст. 139 УК РСФСР). Существо проблемы в другом — отвечают ли и на каком основании А и Б?
Некоторые противники соучастия по неосторожности, сознающие трудность оставления безнаказанными А и Б, рекомендуют каждого из трех охотников судить за самостоятельное неосторожное убийство. По этой конструкции получаются три убийства и один труп — арифметика, необычная в судебной практике <1>.
<1> В этом месте А.Н.Трайнин делает сноску следующего содержания: «По аналогичному поводу правильно писал очень давно проф. Пусторослев: «Оставаясь твердо на почве правильного общедоступного наблюдения и логики, невозможно признать, будто произошло 10 преступлений убийства, когда 10 человек совокупными усилиями убили только одного человека. Нет сомнения, что каждый из актеров, участвующих в многолюдной театральной пьесе, играет свою роль. Но кто же согласится признать, будто тут исполняется не одна пьеса, а столько пьес, сколько актеров?» («Русское уголовное право», Общая часть, Юрьев, 1912, стр. 427 — 428)». Обращаем на это внимание, поскольку и в новейшей литературе делаются подобного рода замечания. Остроумное само по себе это замечание вовсе никакой не аргумент в обосновании неосторожного соучастия, поскольку при несуразностях подсчета преступников, преступлений и потерпевших необходимо совершенствовать систему подсчета соответствующих данных, но уж никак не подгонять основания ответственности и правила квалификации под нужды статистики, при всем нашем к ней уважении.
Но существо вопроса не только в этом; существо вопроса в том, как обосновать уголовную ответственность А и Б, если, следуя приведенной конструкции, отрывать действия А и Б от действий В. Действительно, сказать другому: «Попади в трубку», — или подставить другому плечо для большей устойчивости ружья «само по себе» еще не означает совершить уголовно наказуемое деяние. Уголовно наказуемыми названные действия могут стать исключительно в связи с действиями третьего лица — В, произведшего выстрел и причинившего смерть. В установлении этой связи и ее природы и заключается решение вопроса о соучастии в неосторожном преступлении. Какова же эта связь?
Действия каждого из названных трех охотников явились необходимым условием наступления преступного результата: если бы А не склонял выстрелить, если бы Б не подставил плечо, выстрел и убийство не последовали бы. Таким образом, на стороне каждого из охотников имеется объективное (причинное) основание уголовной ответственности. Но на стороне каждого из них имеется также и субъективное основание: и А, и Б, и В действовали в условиях, когда каждый из них легкомысленно надеялся, что преступный результат не наступит — В попадет в трубку, а не в голову; они, следовательно, все трое действовали виновно (неосторожно). Таким образом, на стороне каждого из трех имеется объективное и субъективное основания уголовной ответственности за преступный результат — неосторожное убийство. Имеется, таким образом, ответственность всех трех за один и тот же результат — неосторожное убийство. Так как, далее, каждый из охотников действовал, зная о присоединяющейся деятельности других, то имеется и другой существенный признак соучастия — совместная деятельность нескольких лиц. При этих условиях вывод не может вызывать сомнений — совершение одного и того же преступления совместными действиями нескольких лиц всегда есть соучастие: В как исполнитель несет ответственность по ст. 139 УК РСФСР, А как подстрекатель, а Б как пособник — оба по ст. 17 и 139 УК РСФСР» <2>.
<2> Трайнин, А.Н. Учение о соучастии / А.Н.Трайнин // Избранные труды / сост. Н.Ф.Кузнецова. — СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004. — С. 310 — 311.
Мы уже отмечали отсутствие в данном случае соучастия в связи с отсутствием совместного сложения усилий субъектов в направлении преступного результата.
Своеобразное решение проблемы подстрекательства к неосторожному преступлению, в том числе на примере с делом трех охотников, предложил М.И.Ковалев. Полагая, что аргументация А.Н.Трайнина «не может выдержать серьезной критики», М.И.Ковалев утверждал: «Короче говоря, в этом случае имеется то же самое посредственное причинение преступного результата, но только не умышленное, а неосторожное. При посредственном же причинении тот, кто должен быть подстрекателем, выступает исполнителем, независимо от ответственности непосредственного причинителя» <3>.
<3> Ковалев, М.И. Указ. соч. — С. 116.
Однако в литературе П.И.Гришаев и Г.А.Кригер высказали мнение о том, что в приведенном примере есть соучастие, причем соучастие именно в умышленном преступлении: «Нам представляются приведенные А.Н.Трайниным доказательства возможности соучастия в неосторожном преступлении неубедительными. А.Н.Трайнин утверждает, что все трое охотников действовали неосторожно — с преступной самонадеянностью, так как каждый из них предвидел возможность наступления смерти крестьянина, но легкомысленно надеялся предотвратить эту смерть, полагаясь на искусство стрелка. Однако такое суждение не вытекает из обстоятельств, изложенных в примере. Как известно, при самонадеянности субъект, предвидя общественно опасные последствия своих действий, надеется предотвратить эти последствия, полагаясь на сумму каких-то конкретных обстоятельств. Можно ли назвать обстоятельства, которые, по мнению охотников, должны были предотвратить наступление смерти крестьянина, конкретными? Думается, что ответ на этот вопрос может быть только отрицательным.
В самом деле, какая гарантия была у охотников, что крестьянин не тронется с места и будет терпеливо ждать, когда охотник прицелится и выстрелит в трубку? Само собой понятно, что такой гарантии у них не было. Не было у них уверенности в том, что Б., подставивший плечо для ружья, не пошевельнется в момент выстрела хотя бы от испуга, не вздохнет глубже или чаще, чем обычно. А это не могло не отразиться на меткости стрельбы.
Следовательно, обстоятельства, в надежде на которые охотники рассчитывали предотвратить предвиденную ими смерть потерпевшего, настолько неконкретны и надежда на них является по сути дела такой неопределенной, что о преступной самонадеянности не может быть и речи.
Поэтому, по нашему мнению, в разобранном примере все трое виновных действовали с косвенным умыслом и, если бы такой случай произошел в советской судебной практике, то действия В. следовало бы квалифицировать по ст. 137 УК, а действия А. и Б. по ст. 17 и 137 УК» <4>.
<4> Гришаев, П.И. Соучастие по уголовному праву / П.И.Гришаев, Г.А.Кригер. — М.: Госюриздат, 1959. — С. 35 — 36.
Если не забывать примера с делом Маслова и Чиликова, то вполне возможно, что в советское время всех троих охотников осудили бы за убийство. Однако то, как обосновали свою позицию П.И.Гришаев и Г.А.Кригер, указывает на специфическое понимание ими содержания преступного легкомыслия. Отсутствие полной гарантии ненаступления общественно опасных последствий авторы приравнивают к сознательному их допущению. Однако легкомыслие потому и является легкомыслием, что не все необходимые меры предосторожности были предприняты и не все обстоятельства были учтены, в противном случае следовало бы вести речь о невиновном поведении.
Можно было бы и не останавливаться на ошибочности их подхода, если бы история не повторилась.
В поддержку позиции А.Н.Трайнина выступил А.П.Козлов, который в монографии о соучастии писал об умышленных совместных действиях, функционально связанных с неосторожным последствием. Такое сочетание умысла и неосторожности к последствиям А.П.Козлов именовал «смешанной формой вины»: «Интересно, что функциональная связь поведения соучастников может существовать вне зависимости от форм и видов вины. В указанном примере с тремя охотниками это хорошо видно: один склоняет другого к производству выстрела, тот стреляет, используя в качестве упора для ружья плечо третьего; действия всех функционально соединены и направлены на производство выстрела. Правда, здесь мы столкнулись с умышленным поведением, которое по своим объективным свойствам остается одинаковым вне зависимости от отношения к результату, то есть при смешанной форме вины функциональная связь остается таковой» <5>.
<5> Козлов, А.П. Соучастие: традиции и реальность / А.П.Козлов. — СПб.: Юрид. центр Пресс, 2001. — С. 37.
Неприятие позиция А.П.Козлова вызвала у Л.Д.Ермаковой, что она и выразила в шестом томе «Энциклопедии уголовного права»: «Что касается примера с тремя охотниками, то совершенно непонятно, почему возникает вопрос о неосторожном соучастии. А.П.Козлов находит функциональные связи между действиями всех участников события: один склоняет другого к производству выстрела, другой подставляет плечо, третий стреляет. Поведение всех лиц при этом умышленное, а к последствиям отношение неосторожное. Поэтому он считает, что здесь имеет место смешанная форма вины.
Следует напомнить, что закон «смешанной формы вины» не знает. Статья 27 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — УК РФ) говорит о двух формах вины. Непонятно, какими соображениями пользовался автор, когда причислил А. к подстрекателям. Часть 4 статьи 33 УК РФ признает подстрекателем лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления, т.е. действовавшее целенаправленно. В данном примере действия А. не были направлены на склонение В. к совершению убийства крестьянина. Видимо, А. был уверен в мастерстве своего друга, поэтому не предвидел тяжких последствий. Можно было бы добавить: а должен был предвидеть, но нельзя. Автор уже решил, что А. действовал умышленно. Б. тоже действовал умышленно, содействуя действиям А., но не совершению преступления, подставляя свое плечо под ружье, что тоже не усматривается из примера. А самое главное — из чего следует, что общественно опасные последствия в виде смерти крестьянина являются неосторожными? В. произвел выстрел в трубку, которая не лежала где-нибудь поблизости, а находилась во рту крестьянина, по существу трубка и крестьянин составили единую мишень для выстрела, чего не мог не осознавать нормально развитый человек, поэтому В. предвидел возможность (а может быть — даже неизбежность — в зависимости от более конкретных обстоятельств) гибели крестьянина и желал действовать таким образом. Вывод можно сделать только один: В. действовал умышленно. Понятие неосторожной вины не может быть связано ни с А., ни с Б., ни с В. Как видно, пример был интерпретирован автором не очень удачно» <6>.
<6> Энциклопедия уголовного права: в 35 т. — СПб.: Изд. проф. Малинина — СПб ГКА, 2007. — Т. 6. Соучастие в преступлении. — С. 117 — 118.
Утверждая об умысле стрелка, направленном на наступление последствия — смерти крестьянина, Л.Д.Ермакова по какой-то причине оставляет последствие только в сфере интеллектуального элемента умысла (не мог не сознавать — значит предвидел), а волевой элемент характеризует желанием, но уже не наступления последствий, а желанием «действовать таким образом». Куда исчезло волевое отношение к последствию, автор не поясняет, и остается лишь догадываться, не совершено ли здесь убийство с прямым умыслом, коль скоро субъект желал. А если верно ее предположение о том, что В. предвидел неизбежность гибели крестьянина, то в соответствии с российским законодательством умысел может быть только прямым.
Предположим, что единственный вывод, который разрешила сделать Л.Д.Ермакова, о совершении стрелявшим охотником В. умышленного преступления является верным. Но тогда возникает вопрос о соучастии двух других охотников в совершении убийства крестьянина, ведь, как утверждает автор, «понятие неосторожной вины не может быть связано ни с А., ни с Б., ни с В.». Так, через отрицание неосторожного соучастия мы приходим к обвинению в соучастии в умышленном преступлении. Полагаем, что утверждение Л.Д.Ермаковой об умышленном преступлении вызвало бы удивление и неприятие не только у самих охотников.
И все же нельзя не напомнить о том, что ранее П.И.Гришаев и Г.А.Кригер уже обвиняли охотников в совершении умышленного преступления в соучастии. Но, как и указанные авторы, Л.Д.Ермакова строит отрицание неосторожного соучастия в данном случае на специфической интерпретации умышленной формы вины.
Ситуация выглядит достаточно конкретно: совершено одно преступление — причинение смерти по неосторожности; причинителем смерти по неосторожности является охотник В.; А. и Б. выступили соответственно в роли подстрекателя и пособника, если использовать терминологию соучастия; ответственность за неосторожное соучастие исключается. Какой из этого должен последовать вывод? Столь же конкретный, как и сама ситуация: ответственности за неосторожное причинение смерти подлежит только непосредственный ее причинитель В., что же касается охотников А. и Б., то содеянное ими не является преступлением.
Сторонники неосторожного соучастия понимают этот вывод и, как уже отмечалось, приводят веский, по их мнению, аргумент: А. и Б. являются социально опасными личностями и их необходимо привлечь к ответственности, а это невозможно без признания неосторожного соучастия, следовательно, неосторожное соучастие должно иметь место. Сложно считать научным аргументом желание непременно и всех причастных к неосторожному преступлению привлечь к уголовной ответственности.
Что же касается судебного решения по делу Маслова и Чиликова, то осуждение Чиликова за совершенное Масловым неосторожное преступление, очевидно, как раз и объясняется стремлением судебной инстанции наказать всех участников соответствующего события независимо от причинения ими общественно опасного последствия. Полагаем, что вместо подведения теоретической базы под такое решение необходимо просто признать наличие в данном случае судебной ошибки, которая очень походит на злоупотребление законом.
К чести судебной практики следует отметить, что в ней наряду с примерами более чем неудачными можно найти и правильные с научной точки зрения примеры.
Одним из таких примеров, имеющих непосредственное отношение к вопросу о неосторожном соучастии, является сходное по содержанию, но противоположное по решению суда уголовное дело, также ставшее хрестоматийным, — дело Караулова и Ширшова <7>. Указанные лица были осуждены за то, что по неосторожности убили Копылова при следующих обстоятельствах: «Караулов около 9 часов утра 9 августа 1963 г. пошел умываться к реке, протекающей на расстоянии 200 м от поселка, и на противоположном берегу реки увидел колебание кустов, черный силуэт и услышал треск веток.
<7> Соучастие, в том числе и в форме соисполнительства, возможно лишь при совершении умышленного преступления: постановление Пленума Верховного Суда СССР от 01.07.1966 по делу Караулова Л.С. и Ширшова А.Н. // Бюллетень Верховного Суда СССР. — 1966. — N 5. — С. 24 — 26.
Полагая, что в кустах медведь, Караулов побежал в дом поисковой партии и сообщил об этом Ширшову. Оба они взяли одноствольные ружья 16 калибра, зарядили их одинаковыми патронами и вместе побежали к реке. На берегу реки Ширшов с колена, а Караулов — с положения «стоя» одновременно произвели выстрелы в кусты противоположного берега, где, по мнению Караулова, находился медведь и где они оба видели колебания кустов и силуэт.
В кустах оказался техник-геофизик Копылов, работавший начальником отряда, расположенного в 40 км от места происшествия.
Копылову одним выстрелом причинено сквозное ранение брюшной и левой плевральной полости с разрушением печени, селезенки, левой почки, отчего при доставке его в больницу и наступила смерть.
Пуля от второго выстрела попала в нагрудный карман Копылова, в котором находились ракетные патроны, и, разбив один из них, не причинила Копылову каких-либо повреждений.
Караулов и Ширшов выстрелы по цели произвели одновременно, почти с одинакового расстояния (21 м 60 см и 21 м 80 см), из одинаковых ружей, заряженных одинаковыми пулями. В процессе следствия и судебного разбирательства дела не установлено, кто из них — Ширшов или Караулов причинил смертельное ранение Копылову».
Приведем решения судебных инстанций по данному делу и выделим особо аргументы, использовавшиеся для их обоснования:
- президиум Кемеровского областного суда 21 мая 1965 г. отклонил протест заместителя прокурора РСФСР и обосновал осуждение тем, что «действия Караулова и Ширшова были объединены общностью умысла, направленного на осуществление единой цели. Их неосторожная вина по отношению к общественно опасным последствиям совместных умышленных действий является виной соисполнителей», и поэтому они правильно оба осуждены за неосторожное преступление;
- судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР 24 июня 1965 г. дело прекратила, указав, что соучастие, одной из форм которого является соисполнительство, возможно лишь при совершении умышленного преступления, в то время как по настоящему делу имелось неосторожное убийство, за которое должно нести ответственность лицо, конкретно причинившее вред, которое в данном случае не установлено;
- президиум Верховного суда РСФСР 10 ноября 1965 г. определение коллегии отменил и приговор оставил без изменения, исходя из того, что оба обвиняемых проявили грубейшую неосторожность, которая привела к наступлению тяжелых последствий, и поэтому они должны нести ответственность независимо от того, чей выстрел оказался смертельным;
- Пленум Верховного Суда СССР удовлетворил протест Председателя Верховного Суда СССР об отмене всех состоявшихся судебных решений и направлении дела на дополнительное расследование по следующим основаниям:
«Всеми судебными решениями, вынесенными по данному делу в соответствии с добытыми доказательствами, установлено, что смерть потерпевшему была причинена одним выстрелом, то есть неосторожными действиями лишь одного из двух осужденных, каждый из которых действовал самостоятельно, а не их совместными действиями.
Статья 106 УК РСФСР предусматривает ответственность лишь того лица, которое причинило по неосторожности смерть человеку. Ответственность за «грубейшую неосторожность» (нарушение правил обращения с оружием, правил охоты и т.п.), заключавшую в себе реальную опасность для жизни человека, но фактически не приведшую к определенным последствиям, ст. 106 УК РСФСР не предусмотрена.
Не предусмотрена такая ответственность и другими нормами действующего уголовного законодательства.
Поэтому один из двух осужденных, Караулов или Ширшов, является невиновным и осужден необоснованно. Если бы по делу было установлено, чьим именно выстрелом был убит потерпевший, не возник бы вопрос об ответственности за неосторожное убийство другого стрелявшего.
Смерть потерпевшему причинена по неосторожности, в связи с чем в силу ст. 17 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик действия Караулова и Ширшова не являются соучастием в любой его форме. Не являются эти действия и сопричинением преступного результата, так как каждый из осужденных стрелял самостоятельно и тем самым объективная сторона его действий не находилась в причинной связи с действиями и последствиями действий (причинением или непричинением смертельного ранения потерпевшему) другого стрелявшего.
Статья 9 Основ уголовного законодательства с понятием неосторожного преступления связывает определенное психическое отношение виновного к общественно опасным последствиям действий, а не к самим действиям (в данном случае к стрельбе по предполагаемому ими медведю). При этих условиях ссылка в постановлении президиума Кемеровского областного суда на «общность умысла, направленного на осуществление единой цели», является несостоятельной, на что было правильно указано в определении судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР».
В приведенных решениях различных судебных инстанций отразились и теоретические попытки обосновать неосторожное соучастие совместностью умышленных действий при наличии неосторожной вины к последствиям, и не прошедшее (в отличие от дела Маслова и Чиликова) стремление наказать всех причастных за равно опасное поведение.
Как видим, в практике можно найти и подтверждение, и опровержение позиций не только по вопросам соучастия, но и по любым иным вопросам. В связи с этим сами по себе примеры из практики вне их научного осмысления не могут считаться имеющими доказательственное значение в теоретическом споре.