Категорическое неприятие вызвало у Б.В.Волженкина и оправдание провокации состоянием крайней необходимости противодействовать угрозе общественной безопасности: «Столь широкое понимание крайней необходимости не основано на законе, открывает безграничные возможности для злоупотреблений и произвола, использования провокации и иных незаконных методов борьбы с преступностью» <1>.
<1> Волженкин, Б.В. Допустима ли провокация как метод борьбы с коррупцией? // Избранные труды по уголовному праву и криминологии (1963 — 2007 гг.) / Б.В.Волженкин. — СПб.: Юрид. центр Пресс, 2008. — С. 568.
Эти слова адресованы Н.Егоровой, еще ранее оправдывавшей провокацию конкретного чиновника именно наличием «угрозы общественной безопасности, которую создают факты взяточничества в целом»: «В ситуации склонения служащего к получению взятки лицом, подготавливающим преступление (получение взятки) и совершающим преступление (подстрекательство к получению взятки), является сам оперативный работник. Представляется, что такого рода действия могут совершаться только в ситуации крайней необходимости: оперативный эксперимент допустим только для проявления преступных намерений лиц, обоснованно подозреваемых в принадлежности к организованной группе, преступному сообществу, а также для обнаружения возможных объектов посягательств в целях своевременного выявления, предупреждения, пресечения, раскрытия преступлений либо снижения их общественной опасности и возможного вреда. Частные цели оперативного эксперимента подчинены одной общей — предотвращению реальной, серьезной опасности интересам общества и государства.
Коррупция и организованная преступность тесно взаимосвязаны. Именно наличие угрозы общественной безопасности, которую создают факты взяточничества в целом, а также невозможность их выявления и пресечения другими способами являются оправданием оперативного эксперимента, в ходе которого лицо, осуществляющее оперативно-розыскную деятельность, выполняет «функцию» подстрекателя. Формальное нарушение закона является здесь «элементом борьбы за право» (Таганцев, Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая / Н.С.Таганцев. — М., 1994. — Т. 1. — С. 213). Особенность такой ситуации лишь в том, что лицо, участвующее в проведении оперативного эксперимента, действует профессионально, выполняя свой служебный долг. Иными словами, в данном случае исполнение служебных обязанностей представляет собой частный случай крайней необходимости» <2>.
<2> Егорова, Н. Провокация взятки либо коммерческого подкупа / Н.Егорова // Российская юстиция. — 1997. — N 8. — С. 28.
Изложенный Н.Егоровой подход к толкованию крайней необходимости, согласно которому «частные цели оперативного эксперимента подчинены одной общей — предотвращению реальной, серьезной опасности интересам общества и государства», не нашел положительного отклика у С.Н.Радачинского: «Мы вынуждены не согласиться с автором, поскольку такое понимание крайней необходимости не основано на законе, а, в свою очередь, открывает безграничные возможности для злоупотреблений и произвола, использования провокации и иных незаконных методов борьбы с преступностью.
В случае отсутствия согласия должностного лица на получение взятки, если при этом провокатор продолжает склонять его к совершению преступления, данное лицо (провокатор) должно быть привлечено к уголовной ответственности за подстрекательство к получению взятки. Данная правовая оценка предопределяется еще и тем, что провокатор, вручая деньги или иные ценности, не преследовал цели обеспечения совершения каких-либо действий (бездействия) со стороны должностного лица в своих интересах или интересах третьих лиц. Сотрудники оперативных аппаратов должны нести ответственность как организаторы провокации при условии, если они знали об инициативе дачи взятки со стороны используемого ими для разоблачения взяточника лица. Следует помнить об указании Верховного Суда Российской Федерации на то, что ответственность по ст. 304 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — УК РФ) наступает лишь при отсутствии предварительной договоренности и отказе должностного лица или лица, выполняющего управленческие функции в коммерческой или иной организации, принять предмет взятки или подкупа» <3>.
<3> Радачинский, С.Н. Особенности разграничения оперативного эксперимента от провокации взятки / С.Н.Радачинский // Юристъ-Правоведъ. — 2007. — N 3. — С. 42 — 43.
Более уместным С.Радачинский считает, по его словам, предложенный Е.В.Говорухиной термин «правомерная провокация». С.Радачинский пишет следующее: «Термин «правомерная провокация» был предложен молодым ученым Е.В.Говорухиной. Нами он используется как наиболее подходящий и более полно раскрывающий содержание рассматриваемых нами действий» <4>.
<4> Радачинский, С. Провокация как обстоятельство, исключающее преступность деяния / С.Радачинский // Уголовное право. — 2009. — N 2. — С. 69.
Следует отметить, что Е.В.Говорухина в диссертационном исследовании вела речь не о правомерной провокации, а о провокации вынужденной, осуществляемой в процессе проведения оперативно-розыскных мероприятий при «надлежащем исполнении своего служебного или общественного долга». К условиям правомерности вынужденной провокации Е.В.Говорухина относит следующие условия (основания), наличие которых исключает преступность провокации:
«…при наличии опасности, угрожающей правоохраняемым интересам, т.е. основанием для осуществления акта вынужденной провокации будет являться противоправное действие человека (совершение преступления, покушение на совершение преступления, приготовление к тяжкому или особо тяжкому преступлению);
— второе основание, исключающее преступность осуществления провокации, заключается в том, что опасность, угрожающая правоохраняемому интересу, не может быть устранена при данных обстоятельствах другими средствами, кроме как причинением вреда, т.е. провокационные действия являются вынужденными;
— третье условие, исключающее преступность вынужденной провокации, заключается в том, что причиненный вред должен быть менее значительным, чем вред предотвращенный.
Превышением пределов вынужденной провокации, по мнению автора, будет являться причинение вреда провокационными действиями, явно не соответствующего характеру и степени общественной опасности» <5>.
<5> Говорухина, Е.В. Понятие и правовые последствия провокации в уголовном праве России: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / Е.В.Говорухина; М-во внутр. дел Рос. Федерации, Ростов. юрид. ин-т. — Ростов н/Д, 2002. — С. 17 — 18.
Восприняв идею законодательно «облагородить» провокацию, С.Радачинский вслед за Е.В.Говорухиной вместо широкой трактовки крайней необходимости предлагает критерии, которые делают провокацию правомерной: «Провокация, как нам представляется, может быть признана правомерной при наличии ряда условий. Прежде всего, это — наличие опасности, угрожающей правоохраняемым интересам. То есть осуществление акта правомерной провокации должно быть направлено на предотвращение наличной опасности, непосредственно угрожающей причинением вреда правоохраняемым интересам…
Основанием для осуществления акта правомерной провокации будет являться противоправное действие человека (совершение преступления, покушение на совершение преступления, приготовление к тяжкому или особо тяжкому преступлению). При этом лицо, защищающее какие-либо правоохраняемые интересы от общественно опасного посягательства, в силу служебного или общественного долга причиняет вред непосредственно провоцируемому. Исходя из сути предлагаемой нормы предотвращенный вред должен быть более значительным, чем совершенный при провокационных действиях, иначе нет смысла прибегать к таким мерам.
Второе основание правомерности осуществления провокации заключается в том, что опасность, угрожающая правоохраняемому интересу, не может быть устранена при данных обстоятельствах другими средствами, кроме как причинением вреда тоже правоохраняемым интересам, т.е. это должен быть единственный эффективный способ устранения опасности и предотвращения более значительного вреда. В противном случае не исключается уголовная ответственность провокатора.
Третье основание правомерности провокации заключается в том, что причиненный вред должен быть менее значительным, чем вред предотвращенный. Превышением пределов правомерной провокации будет являться причинение провокационными действиями вреда, явно не соответствующего характеру и степени общественной опасности» <4>.
Не только крайней необходимостью оправдывается провокация, но и исполнением служебного долга, считают авторы курса уголовного права МГУ: «Высокая общественная опасность взяточничества, а также невозможность выявления и пресечения этого преступления другими способами оправдывает оперативный эксперимент, в ходе которого лицо, осуществляющее оперативно-розыскную деятельность, выполняет роль «подстрекателя». В данном случае лицо, участвующее в проведении оперативного эксперимента, исполняет свой служебный долг и действует в состоянии крайней необходимости» <6>. Такую интерпретацию провокации взятки дает М.Н.Голоднюк.
<6> Курс уголовного права: учебник для вузов: в 5 т. / М.Н.Голоднюк [и др.]; под ред. Г.Н.Борзенкова и В.С.Комиссарова. — М.: Изд-во Зерцало, 1999 — 2002. — Т. 5. Особенная часть. — С. 171.
Одним из разрешительных механизмов провокации взятки отдельные авторы видят осуществление ее посредством «оперативного внедрения» с последующим вручением предмета взятки. При этом авторы вновь обращаются к американскому опыту, который в их интерпретации вовсе не провокация, а нечто среднее между провокацией и государственным контролем за порядочностью чиновника при исполнении служебных обязанностей.
Так, А.Н.Халиков утверждает следующее: «Иными словами, по американской практике, происходит действие, характеризуемое между провокацией взятки и экзаменом на честность должностного лица.
Но возможна ли такая практика при расследовании и раскрытии коррупционных преступлений у нас в стране? Не будет ли здесь нарушений прав должностных лиц, фактов незаконного вмешательства в их личную жизнь?
Мы считаем, что и в нашем случае возможны активные оперативные мероприятия, и вот по какой причине. При борьбе с должностными преступлениями мы раскрываем противоправную деятельность не самого человека, его личной или, к примеру, коммерческой жизни, а принадлежащие ему функции, связанные со службой государству. И органы государства вправе проверять различными способами, как исполняются наделенные им должностные полномочия частного лица, не злоупотребляет ли он ими, не оборачивает ли лицо свой должностной статус против самого государства и его интересов. То есть проверяется институт должностных полномочий, государственной службы, а не частная жизнь человека. Иначе говоря, речь идет о чисто публичных интересах, когда правоохранительные органы вправе и, скажем больше, обязаны проверять деятельность должностных, или государственных, лиц.
Ждать в этих условиях заявлений от пострадавших лиц — это пускать дело на самотек, не контролируя и не заботясь об интересах работы государственных органов и самих должностных лиц» <7>.
<7> Халиков, А.Н. Перспективы оперативной работы в борьбе с коррупцией / А.Н.Халиков // «Черные дыры» в Российском законодательстве. — 2006. — N 4. — С. 388.
Во внедрении этого, по словам А.Савинского и В.Бакуна, «резонного» предложения названные авторы видят путь к повышению боеспособности оперативных подразделений: «Некоторые ученые-криминалисты и практики справедливо ратуют за повышение наступательности при осуществлении оперативного эксперимента. Так, А.Халиков считает, что при нынешнем уровне коррумпированности в стране, с учетом «профессионализма» взяткополучателей, согласованности во многих случаях интересов взяткополучателей и взяткодателей ожидание заявлений со стороны лиц, дающих взятки, — это утопия. Выход из положения — предшествующее проведение оперативно-розыскного мероприятия «оперативное внедрение», когда под видом потенциального взяткодателя выступает оперативный работник, с участием которого и проводится последующий оперативный эксперимент по контролируемому вручению вымогаемой взятки и задержанию взяткополучателя с поличным. Предложение, думается, вполне резонное и заслуживающее практического применения» <8>.
<8> Савинский, А. Разграничение оперативного эксперимента и провокации взятки / А.Савинский, В.Бакун // Законность. — 2010. — N 7. — С. 49.
Мнение А.Халикова нашло поддержку у А.Илюшина, заместителя прокурора Нижегородской области, который совместно с другими авторами ратует «за повышение «наступательности» при осуществлении оперативных мероприятий» <9>.
<9> Илюшин, А. Оценка доказательств, полученных в результате ОРМ при выявлении взяточничества / А.Илюшин // Законность. — 2013. — N 7. — С. 61.
В качестве положительного примера оперативно-розыскных мероприятий по выявлению и документированию взяточничества Б.С.Болотский и П.П.Елисов приводят следующий пример из практики: «Так, располагая оперативной информацией о том, что заведующий отделом администрации одного из районов Вологодской области Г. за взятки выделяет земельные участки под дачное строительство в природоохранных зонах, сотрудник оперативного подразделения под видом предпринимателя обратился к Г. с просьбой выделить ему земельный участок. Г. предложил ему на выбор несколько земельных участков, не входивших в природоохранную зону, от которых сотрудник отказался, мотивируя тем, что они расположены далеко от реки. Одновременно он уговаривал Г. выделить ему земельный участок в природоохранной зоне, предлагая за это 500 долларов США, на что Г. в итоге дал согласие. После документального оформления выделения такого участка при получении оговоренных денег Г. был задержан и впоследствии осужден за совершение преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 290 УК РФ, а действия оперативного работника по выявлению и пресечению преступной деятельности данного руководителя были, таким образом, признаны правомерными» <10>.
<10> Болотский, Б.С. О совершенствовании практики правоприменения при проведении оперативно-розыскных мероприятий по выявлению и документированию взяточничества и коммерческого подкупа / Б.С.Болотский, П.П.Елисов // Научный портал МВД России. — 2010. — N 1. — С. 75 — 76.
Случай этот заимствован из статьи Б.Я.Гаврилова и С.Боженка. Однако указанные авторы прямо назвали действия сотрудника провокационными: «Фактически была осуществлена провокация преступления» <11>. Действительно, это и есть, как иногда выражаются в литературе, классический случай провокации.
<11> Гаврилов, Б.Я. К вопросу о провокации взятки (с учетом решений Европейского суда по правам человека) / Б.Я.Гаврилов, С.Боженок // Российская юстиция. — 2006. — N 5. — С. 46.
С оговоркой о необходимости соблюдения нескольких важных правил Ю.П.Гармаев и В.А.Фалиев предлагают «вернуться к слегка подзабытому, но давно известному опыту»: «Речь идет о тактике проведения того же самого оперативного эксперимента, только без ожидания стороннего заявителя, а по инициативе, но без провокации самих органов — субъектов оперативно-розыскной деятельности. В рамках такого оперативно-розыскного мероприятия (ОРМ) передача предмета взятки осуществляется «легендированным» оперативным сотрудником или лицом, оказывающим негласное содействие.
Более того, возьмем на себя смелость утверждать — изобличение коррупционеров и расследование дела от ситуации проведения легендированного оперативного эксперимента значительно эффективнее и даже проще для стороны обвинения, чем расследование от ситуации традиционного оперативного эксперимента» <12>. Вряд ли смелость употреблять эффективную простоту является единственным основанием для возврата «к слегка подзабытому» опыту.
<12> Гармаев, Ю.П. Оперативный эксперимент по делам о получении взятки: правила проведения, исключающие провокацию [Электронный ресурс] / Ю.П.Гармаев, В.А.Фалиев // Современные разновидности российской и мировой преступности: состояние, тенденции, возможности и перспективы противодействия: сб. науч. тр. / под ред. Н.А.Лопашенко; Саратов. Центр по исследованию проблем организованной преступности и коррупции. — Саратов: Сателлит, 2006. — Режим доступа: http://www.криминологи.рф//uploads/000/000/005/attach/1ad2778536/Сборник.pdf. — Дата доступа: 21.10.2011.
Свободное формирование и проявление умысла на преступление назвал условием правомерности проведения ОРМ С.И.Кандауров: «Поведение участника ОРМ следует считать законным и не являющимся провокацией, если оно инициирует преступное поведение объекта, но не подавляет его волю и не вводит в заблуждение: в конце концов, нельзя провести проверочную закупку, не предложив объекту продать, например, наркотик, нельзя провести оперативный эксперимент, не предложив взять взятку. Активность сотрудника оперативного подразделения всегда будет иметь место. Критически важно, чтобы умысел у преступника на совершение данного преступления сформировался и проявил себя свободно в конкретных действиях независимо от деятельности сотрудников оперативных подразделений или лиц, оказывающих им содействие в проведении ОРМ» <13>.
<13> Кандауров, С.И. К вопросу об отграничении оперативного эксперимента и проверочной закупки от провокации или подстрекательства / С.И.Кандауров // Юридическая наука и практика. Вестник Нижегородской академии МВД России. — 2014. — N 3. — С. 96.
Автору следовало определиться с тем, как сочетаются инициирование преступления сотрудником и формирование умысла независимо от сотрудника.
Впрочем, некоторую настороженность в отношении правильности решения автором указанного вопроса вызывают приведенные им исходные посылки: «Плох тот закон, который мешает бороться с преступностью. Еще хуже — произвол в его толковании, когда в одних случаях следователи и судьи «вдруг» обнаруживают провокацию в действиях сотрудников, проводивших ОРМ, в других же случаях «не замечают» ее. Неопределенность в этом вопросе должна быть снята в пользу общества, в нашем случае — в пользу сотрудников оперативных подразделений, осуществляющих противодействие преступности» <14>.
<14> Там же.
Полностью можно согласиться только со словами автора о том, что «неопределенность в этом вопросе должна быть снята». Действительно, нельзя признать нормальными отмечаемые существенные недостатки в практике, когда в одном и том же суде практически в один и тот же день выносятся противоречивые решения о наличии или отсутствии провокации в действиях органов дознания <15>.
<15> Лапатников, М.В. Теоретико-прикладные вопросы отграничения провокации от правомерного оперативно-розыскного мероприятия с учетом практики Европейского суда по правам человека / М.В.Лапатников // Юридическая наука и практика. Вестник Нижегородской академии МВД России. — 2014. — N 2. — С. 104.
Также полностью, но только уже невозможно согласиться с тем, что снятие неопределенности должно осуществляться в пользу общества, т.е. в пользу сотрудников оперативных подразделений, осуществляющих противодействие преступности. Сотрудники — это только часть общества. Провоцируемые граждане — это тоже общество, и им требуется защита от провокационной деятельности правоохранительных органов. Даже сами преступники — это тоже часть общества, и им тоже требуется защита от провокационной деятельности. Никакой части общества не принесет пользы любая провокационная деятельность. Предоставление же правоохранительным органам права на провокацию, пусть и завуалированную под инициирование, принесет обществу исключительно вред, поскольку закладывает основы общественного устройства на безнравственных началах.
Вовсе не хочется подозревать коллег по научному цеху в благосклонном отношении к провокаторской деятельности и к провокаторам, пусть и сотрудникам оперативных служб. Представляется, что возможной причиной существования допущения инициирования преступления является недостаточный учет специфики раскрываемого преступления.
Обратим внимание на вышеприведенные слова С.И.Кандаурова: «…нельзя провести проверочную закупку, не предложив объекту продать, например, наркотик, нельзя провести оперативный эксперимент, не предложив взять взятку».
Аналогичную оценку инициативного поведения сотрудников по раскрытию сбыта наркотиков высказывает В.М.Кондратьев: «Исходя из анализа оперативно-розыскной и следственной практики, мы твердо убеждены в том, что в ходе проведения проверочной закупки «покупатель» вполне может показывать свою заинтересованность сбытчику в приобретении наркотических средств, поскольку в среде наркозависимых лиц это является обыденным и естественным поведением. Необходимость таких действий со стороны «покупателя» также обусловлена тактическими особенностями проведения данного ОРМ. Кроме того, по нашему твердому мнению, невозможно подстрекнуть лицо к продаже наркотических средств, если они не находятся в его владении и последний осознает всю полноту ответственности за совершение противоправного деяния данного вида» <16>.
<16> Кондратьев, М.В. К вопросу о провокации при проведении проверочной закупки наркотических средств / М.В.Кондратьев // Сб. материалов криминалистических чтений; М-во внутр. дел Рос. Федерации, Барнаул. юрид. ин-т. — 2013. — N 9. — С. 60.
Предложение оперативным сотрудником принять от него взятку есть провокация в чистом виде. Подобное инициирование недопустимо даже в отношении добросовестно подозреваемого закоренелого взяточника, поскольку любое инициирование принять взятку будет означать подстрекательство к совершению нового преступления, а не выявление совершенного или уже совершаемого преступления.
Но так ли все однозначно с предложением продать наркотик?
По мнению, например, М.А.Фомина, оперативный сотрудник, дабы избежать обвинения в провокации, должен ждать, когда наркоторговец предложит ему купить наркотик: «Таким образом, при проведении ОРМ «проверочная закупка» недопустимо создавать такие условия, при которых заподозренное в сбыте лицо лишается возможности избирательного поведения.
Необходимо также установить, что инициатива о совершении сделки исходила исключительно от предполагаемого сбытчика, а не от оперативных служб или лица, участвующего в таком ОРМ со стороны последних.
Побуждение к совершению преступных действий, т.е. вызов решимости у предполагаемого сбытчика совершить конкретные противоправные действия, которые в иной ситуации, без вмешательства иных лиц он не совершил бы и не мог совершить, являются провокацией, что исключает привлечение спровоцированного лица к уголовной ответственности» <17>.
<17> Фомин, М.А. Проблемы доказывания отдельных форм соучастия / М.А.Фомин // Уголовный процесс. — 2013. — N 8. — С. 41.
Есть существенная разница между разовым сбытом наркотического средства как единичного, пусть и повторяемого преступления и сбытом в розницу партии наркотиков как единичного и единого продолжаемого преступления, состоящего из множества эпизодов преступной деятельности, охватываемой единым умыслом.
Инициирование разового или одноэпизодного преступления есть провокация, например, если с просьбой продать наркотическое средство обратились к лицу, у которого этого средства нет на момент обращения, и это лицо соглашается «добыть» наркотическое средство у другого субъекта. Обращение с целью привлечь к ответственности такого продавца будет подстрекательством к преступлению или его провокацией. При этом не имеет значения, что в отношении данного субъекта имеется информация о том, что он по просьбе других лиц добывал им требуемое зелье. Каждый эпизод подобного добывания является отдельным преступлением, а все эпизоды в совокупности образуют множественность преступлений (в данном случае повторность).
Совсем иная ситуация возникает в случае, когда проводится контрольная закупка у субъекта, который осуществляет распространение партии наркотиков среди потребителей. Предложение оперативного сотрудника продать наркотическое средство побуждает не к совершению преступления, а к совершению отдельного эпизода по продолжению реализации преступления, совершаемого торговцем наркотиками по его собственной инициативе. Но вот уже после завершения сбыта партии наркотиков инициировать продажу наркотиков сотруднику нельзя, поскольку это будет означать инициирование повторного совершения самостоятельного преступления, а не преступного эпизода единого продолжаемого преступления. Естественно, что при этом следует учитывать также конкретную роль субъекта в незаконном обороте наркотических средств (сбытчик, приобретатель или посредник).
Ряд авторов по вопросу приемлемости провокационных методов борьбы со взяточничеством высказываются менее категорично, а зачастую и несколько обтекаемо.
Не очень одобряемой, а потому, возможно, иногда и допустимой считает провокацию В.Курченко, который называет ее совершаемой «на грани преступления»: «Главный вопрос здесь, — пишет он, — от кого исходит инициатива. Например, если заподозренное лицо само требует, тем более вымогает взятку без какого-либо провоцирующего вмешательства, совершает действия, направленные на ее получение, то последующая деятельность оперативных работников правомерна.
В ст. 7 Федерального закона от 12.08.1995 N 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» в качестве основания для проведения оперативно-розыскных мероприятий указаны сведения о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного преступления, т.е. о покушении или приготовлении к преступлению, а не голые подозрения. В подобных случаях действия оперативных работников не противоречат закону.
Совсем другое дело, когда в ходе оперативно-розыскного мероприятия лицу, заподозренному в преступной деятельности, различными способами предлагают либо даже навязывают взятку, создают условия, способствующие ее вручению, даже если лицо само никаких действий, направленных на получение взятки, не совершает. В подобных случаях оперативно-розыскное мероприятие проводится, так сказать, на грани преступления, и добытые с его помощью доказательства могут рассматриваться как полученные с нарушением закона. Аналогичное положение может создаться, например, при проведении проверочной закупки, если оперативный работник или содействующее ему лицо не только «приобретает» предложенные ему наркотические средства, но прежде всего сам склоняет заподозренного к сбыту таких средств, оказывает давление, уговаривает достать их, побуждая к совершению преступления» <18>.
<18> Курченко, В. Отграничение провокации от действий при пресечении преступлений / В.Курченко // Законность. — 2004. — N 1. — С. 10.
Провокация получения взятки вызывает у А.В.Варданяна и Н.А.Домашенко не категоричное неприятие, а только сомнение: «Сомнительными с точки зрения законности и профессиональной этики можно назвать активные действия сотрудников правоохранительных органов при проведении мероприятий в отношении личности, у которой отсутствует готовность к совершению преступления, а значит, отсутствует преступный умысел и которая не выражала согласие на получение взятки или коммерческого подкупа» <19>.
<19> Варданян, А.В. Актуальные вопросы выявления и расследования провокации взятки или коммерческого подкупа / А.В.Варданян, Н.А.Домашенко // Юристъ-Правоведъ. — 2008. — N 5. — С. 30.
Активные мероприятия по борьбе с коррупцией, по мнению А.А.Короткевича, должны допускать применение информационных продуктов, если они носят «полисемантичный» характер: «Чтобы минимизировать возможные обвинения в провокации, информационные продукты, используемые в активных ОРМ, должны, по нашему мнению, иметь полисемантичный характер, т.е. допускать неоднозначную интерпретацию.
Изменение чьих-либо убеждений, стереотипов и установок объекта оперативно-розыскной деятельности в результате активных ОРМ не состоит в необходимой причинной связи с решением этого объекта совершить конкретное уголовно наказуемое деяние. В сложной ситуации деловой или личной жизни далеко не каждый человек выбирает криминальный путь разрешения проблемы. Ознакомление объекта активных ОРМ с полисемантичным информационным продуктом позволяет ему извлечь из него полезную информацию, т.е. «интерпретировать предоставляемые данные, сведения, знания, исходя из преследуемых целей и решаемых задач», и самостоятельно осуществить выбор между законопослушным и преступным поведением» <20>.
<20> Короткевич, А.А. Оперативно-розыскная информация: активные мероприятия в борьбе с коррупцией / А.А.Короткевич // Вестник Омского университета. Серия «Право». — 2009. — N 2. — С. 141.
По поводу изложенного можно отметить, что предлагаемая автором минимизация сама по себе предполагает хотя и минимальное, но фактическое наличие провокации. Вопрос, стало быть, перенесен из плоскости качества в количественную плоскость: не допустима ли провокация в принципе, а сколько провокации допустимо. Очевидно, и вопрос о чистых руках все менее актуален, поскольку в нем также смещены акценты: чистыми нужно сделать руки взяточника, но вот можно ли чужие руки сделать чистыми, если делать это своими грязными руками? Кроме того, провокация, пусть и лингвистически утонченная, остается все той же грязной провокацией.
Таким образом, если руководствоваться высказанной авторами заботой о моральном облике чиновничества, о предотвращении грозящей опасности и т.п., то провокация утрачивает свой негатив и становится радением «о чисто публичных интересах».
Куда же приведет такая дорога, вымощенная благими намерениями?