Арендная теория лизинга в действующем законодательстве Беларуси

В Правилах осуществления лизинговой деятельности, утвержденных постановлением Правления Национального банка Республики Беларусь от 18.08.2014 N 526 (далее — Правила лизинга), закреплено понимание лизинга как арендной сделки. Однако существует и иной взгляд на лизинг, отраженный в том числе в международных унификациях норм частного права. Предлагаемый вниманию читателей материал, представляющий точку зрения автора, публикуется в порядке дискуссии.

Абзац четвертый части первой подпункта 1.13 пункта 1 Указа Президента Республики Беларусь от 25.02.2014 N 99 «О вопросах регулирования лизинговой деятельности» (далее — Указ N 99) наделил Национальный банк Республики Беларусь полномочиями по регулированию Правил лизинга. Это предоставило Национальному банку Республики Беларусь хорошую возможность решить те проблемы, с которыми сталкивались как лизингодатели, так и лизингополучатели. Реализуя поручение, Правление Национального банка Республики Беларусь приняло Правила лизинга.

Правила лизинга наряду с нормами, которые или уже прямо закреплены в Гражданском кодексе Республики Беларусь (далее — ГК), или вполне выводимы из них, содержат и новые нормы, представляющие собой попытку разрешить некоторые наболевшие проблемы, имеющие явный цивилистический акцент. В первую очередь мы говорим о п. 21 и 22 Правил лизинга.

В рамках данной статьи хотелось бы остановиться на ч. 3 п. 21 Правил лизинга, поскольку в ней, как представляется, наиболее полно раскрыто то понимание лизинга, которое разделяет Национальный банк Республики Беларусь и которое, по нашему мнению, может направить правоприменительную практику в неправильное русло. Напомним, что согласно указанной норме в случае расторжения договора лизинга, предусматривающего выкуп предмета лизинга, или досрочного возврата предмета лизинга по установленным законодательством или договором лизинга основаниям расторжения договора лизинга, или досрочного возврата предмета лизинга в связи с неисполнением (ненадлежащим исполнением) лизингополучателем своих обязанностей по договору лизинга уплаченные ранее лизинговые платежи не подлежат полному либо частичному возврату лизингополучателю, если иное не предусмотрено договором лизинга.

Кредитование vs аренда

Не подлежит сомнению тот факт, что всякая правовая конструкция, существующая в частном праве, являет собой закрепление тех или иных экономических отношений. Последние составляют базис, определяющий содержание правовой надстройки. От того, насколько точно законодатель уловит суть экономической деятельности, зависит успех построения непротиворечивой правовой формы, в которую будет предложено облекать эту деятельность.

С учетом данной отправной точки нам нужно разобраться, каков экономический смысл лизинговой деятельности. Любой, кто знаком с практикой работы лизинговых компаний, знает, что лизинговый бизнес предполагает наличие двух встречных интересов: интереса лизингополучателя, который желает приобрести в собственность то или иное средство производства, но не имеет необходимых для этого денежных средств, и интереса лизингодателя, который имеет собственные или (гораздо чаще) привлеченные денежные ресурсы, которые он готов разместить в целях получения дохода.

Цели обеих сторон могут быть достигнуты разными способами. Например, лизингодатель мог бы предоставить денежные средства лизингополучателю в долг, тот приобрел бы необходимое имущество и передал бы его в залог лизингодателю в обеспечение исполнения обязательства по возврату долга. Данная сделка представляет собой обычную для банковской деятельности операцию по кредитованию заемщика под обеспечение. Лизинговая сделка позволяет достичь такого же экономического результата, но несколько иначе: вместо кредитования заемщика лизинговая компания сама приобретает имущество, в котором нуждается лизингополучатель, и передает его последнему. В этом случае кредит предоставляется не в денежной форме, а в форме того имущества, на приобретение которого лизингополучатель должен был бы потратить кредит. Выплачивая лизинговые платежи, лизингополучатель возвращает кредит, полученный у лизингодателя, и выплачивает его доход. В свою очередь, собственность, которую имеет лизингодатель на предмет лизинга, выполняет функцию обеспечения, которую при кредитовании выполняет залог.

Как видим, внутренняя мотивация, которая подталкивает стороны лизинговой сделки к ее совершению, роднит лизинг с другой, более распространенной формой привлечения денежных средств за плату — кредитом. Однако исторически в нашей стране получил большее распространение взгляд на лизинг как на аренду. Насколько это оправданно? Если смотреть в экономическую суть отношений, то аренда предполагает удовлетворение интереса арендатора во временной эксплуатации некой вещи с ее последующим возвратом. Но наблюдаем ли мы это на практике? Отнюдь. Всякий лизингополучатель заинтересован не столько в том, чтобы попользоваться вещью, сколько в том, чтобы в конечном счете приобрести ее в собственность. Равно и лизингодатель заинтересован не в том, чтобы его вещью попользовались, а в том, чтобы за одну сделку он смог окупить вещь и получить доход. Эти обстоятельства объясняют, почему:

• а) лизингодатель приобретает предмет лизинга всегда и непременно по индивидуальному заказу лизингополучателя;
• б) при продлении срока лизинга размер каждого лизингового платежа уменьшается, тогда как при аренде остается прежним;
• в) лизингополучатель готов дать лизингодателю аванс из собственных средств на приобретение объекта лизинга, который или вообще не включается в лизинговые платежи (для аренды это немыслимо), или включается в первый лизинговый платеж, по сумме существенно превышающий остальные (экономическое основание);
• г) лизингополучатель в последующем выплачивает стоимость объекта лизинга в объеме, существенно превышающем объем, в котором стоимость предмета аренды компенсируется арендатором;
• д) риски случайной порчи и гибели вещи по общему правилу возлагаются на лизингополучателя (чего при аренде мы не наблюдаем);
• е) лизингодатель стремится окупить стоимость предмета лизинга непременно за одну сделку даже тогда, когда сделка прекращается расторжением;
• ж) размер выкупного платежа символичен.

Интерпретация лизинга как аренды не способна дать объяснение этим его чертам, и в этом проявляется ее несостоятельность. Как верно отметил С.А.Громов, «квалификация лизинговых платежей в качестве оплаты владения и пользования имуществом не соответствует действительному экономическому смыслу лизинговой операции как формы кредитования приобретения основных средств» <1>.

<1> Громов, С.А. Коренной поворот в практике применения законодательства о лизинговой деятельности / С.А.Громов // Вестник ВАС РФ. — 2011. — N 11. — С. 85.

Сравнительно-правовой обзор

Компаративистский анализ показывает, что взгляд на лизинг как на аренду в настоящее время не разделяется ни одним из известных нам иностранных законодательств. Практически во всех развитых иностранных правопорядках в основе правового регулирования лизинга лежит представление о лизинге как о сделке по финансированию лизингополучателя под титульное обеспечение.

1. Иностранное законодательство

США. Единообразный торговый кодекс США (далее — ЕТК) отдельно регулирует обычную аренду (true lease) и кредитно-обеспечительный лизинг (disguised security interest). Эти два института очень четко разграничиваются. Критерии, при наличии которых сделка квалифицируется в качестве disguised security interest, устанавливает § 1-203 ЕТК:

• при расторжении договора выручка от реализации предмета лизинга погашает обязательство лизингополучателя, разница причитается ему же;
• при реализации предмета лизинга лизингополучатель освобождает лизингодателя от ответственности перед третьими лицами;
• размер платежей рассчитывается с целью возмещения расходов лизингодателя на приобретение имущества;
• бремя расходов, налогов и рисков, связанных с имуществом, возлагается на лизингополучателя;
• платежи безусловны;
• лизингополучатель имеет право после окончания срока лизинга пользоваться вещью бесплатно или за номинальную плату либо выкупить ее, при этом выкупная цена номинальна;
• срок договора сопоставим со сроком амортизации.

Аналогичная квалификация последовательно проводится и в Кодексе США о банкротстве: арендная плата при квалификации отношений в качестве true lease признается текущими платежами, тогда как при квалификации отношений в качестве disguised security interest признается долгом, включаемым в реестр требований кредиторов <2>.

<2> Abatemarco, M.J., Sabino, A.M. «True Lease» Versus Disguised Security Interest: Is the United Trilogy Truly the Last Stand? [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://sabinolaw.com/Abatemarco_Sabino1.pdf. — Дата доступа: 05.03.2015.

Английское право. Правовая система Великобритании не знает специальных нормативных правовых актов, посвященных лизингу, за исключением Стандарта финансовой отчетности N 21, определяющего некоторые особенности бухгалтерского учета лизинговых операций. Правовой основой для развития представлений о лизинге в основном стала судебная практика.

В английском праве выработаны следующие критерии, при наличии которых сделка квалифицируется не в качестве арендной, а в качестве сделки финансового лизинга:

• срок лизинга эквивалентен сроку полезного использования объекта лизинга;
• лизинговые платежи скалькулированы таким образом, чтобы окупить вложенные в приобретение лизингодателем вещи инвестиции и принести процентный доход;
• платежи безусловны;
• лизингополучатель выбирает поставщика объекта лизинга, лизингодатель не проявляет глубоких познаний в той области, к которой принадлежит объект лизинга;
• лизингодатель имеет обеспечительное право в отношении той части ценности объекта лизинга, которая не возмещена лизингополучателем <3>.

<3> Liu Guojin. Finance leasing in international trade [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://etheses.bham.ac.uk/741/1/Liu10PhD_A1a.pdf. — Дата доступа: 05.03.2015. — С. 245.

Российская Федерация. В России интерпретация лизинга как сделки, направленной на финансирование под обеспечение, нашла прямое нормативное закрепление в постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 14.03.2014 N 17 «Об отдельных вопросах, связанных с договорами выкупного лизинга» (далее — постановление N 17).

Согласно ключевой идее, выраженной в п. 2 постановления N 17, в договоре выкупного лизинга имущественный интерес лизингодателя заключается в размещении и последующем возврате с прибылью денежных средств, а имущественный интерес лизингополучателя — в приобретении предмета лизинга в собственность за счет средств, предоставленных лизингодателем, и при его содействии. Приобретение лизингодателем права собственности на предмет лизинга служит для него обеспечением обязательств лизингополучателя по уплате установленных договором платежей, а также гарантией возврата вложенного.

Исходя из обеспечительной сущности права собственности лизингодателя на объект лизинга предусмотрено, что расторжение договора выкупного лизинга, в том числе по причине допущенной лизингополучателем просрочки уплаты лизинговых платежей, не должно влечь за собой получение лизингодателем таких благ, которые поставили бы его в лучшее имущественное положение, чем то, в котором он находился бы при выполнении лизингополучателем договора в соответствии с его условиями. В то же время расторжение договора по причине просрочки в оплате не должно приводить к освобождению лизингополучателя от обязанности по возврату финансирования, полученного от лизингодателя, внесения платы за финансирование и возмещения причиненных лизингодателю убытков, а также иных предусмотренных законом или договором санкций.

В связи с этим расторжение договора выкупного лизинга порождает необходимость соотнести взаимные предоставления сторон по договору, совершенные до момента его расторжения (сальдо встречных обязательств), и определить завершающую обязанность одной стороны в отношении другой (подп. 3.1 п. 3 постановления N 17).

2. Международные унификации частного права.

Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law. Draft Common Frame of reference <4> (далее — DCFR).

<4> Принципы, определения и модельные правила европейского частного права. Проект общей справочной системы (англ.).

DCFR относит лизинг к сделке, опосредующей передачу права собственности с целью обеспечить исполнение обязательства лизингополучателя перед лизингодателем, если в соответствии с условиями договора лизинга лизингополучатель имеет право по истечении срока аренды приобрести право собственности на предмет лизинга либо продолжать пользоваться им бесплатно или за номинальную плату (§ IX.-1:103).

Согласно § IX.-7:301 DCFR лизингодатель осуществляет права, вытекающие из титульного обеспечения, путем расторжения договора лизинга и получения вещи в свое владение.

DCFR содержит также правила о финансовых последствиях расторжения договора лизинга и оставления лизингодателем объекта лизинга за собой. В этом случае согласно п. 4 и 5 § IX.-7:215 DCFR остаток поступлений после погашения задолженности должен быть выплачен обеспечительному должнику, то есть лизингополучателю. В качестве императивной нормы устанавливается, что ни один обеспечительный кредитор, в том числе лизингодатель, не вправе получить больше максимальной стоимости его обеспечительного права, которая была согласована или зарегистрирована. Это ограничение не применяется лишь в отношении разумных расходов, связанных с принудительной реализацией права.

Конвенция о международных гарантиях в отношении подвижного оборудования (заключена в г. Кейптауне 16.11.2001) (далее — Кейптаунская конвенция).

Согласно ст. 1 Кейптаунской конвенции договор лизинга является частным случаем соглашения об обеспечении исполнения обязательств, в котором лизингополучатель является обеспечительным должником, а лизингодатель обеспечительным кредитором.

Последствия реализации лизингодателем обеспечительного механизма закреплены в ст. 8 Кейптаунской конвенции. В частности, в п. 5 и 6 ст. 8 Кейптаунской конвенции указано, что любая сумма, инкассированная или полученная лизингодателем в результате использования какого-либо способа защиты прав, направляется на покрытие суммы обеспеченных обязательств; если эти суммы превышают сумму, обеспеченную в рамках обеспечительной гарантии, и любые разумные издержки, связанные с применением такого способа защиты прав, то, если суд не вынес иного решения, лизингодатель обязан распределить излишек среди обладателей последующих гарантий, которые были зарегистрированы или о которых уведомлен лизингодатель, в порядке очередности и выплатить любой остаток лизингополучателю.

Подводя итог, можно отметить, что как иностранные законодательства, так и международные унификации норм частного права в целом сходны в том, что:

1. центральным элементом лизинговой сделки является финансирование лизингодателем лизингополучателя под обеспечение, которым является титул (право собственности) лизингодателя на предмет лизинга;
2. обеспечительный характер права собственности лизингодателя на предмет лизинга предопределяет то, что лизингодатель может претендовать только на ту часть стоимости предмета лизинга, которая соответствует непогашенной задолженности лизингополучателя перед лизингодателем.

Белорусское законодательство

Один из разработчиков Правил лизинга А.С.Дедков высказал ряд аргументов, которые, по его мнению, обосновывают взгляд на лизинговые платежи как на арендные платежи и соответственно на лизинг как разновидность аренды <5>.

<5> Дедков, А.С. Новации и особенности правового регулирования осуществления лизинговой деятельности в Республике Беларусь в соответствии с Указом Президента Республики Беларусь от 25.02.2014 N 99 (часть 2) [Электронный ресурс] / А.С.Дедков

В частности, указывается на то, что трактовка лизинговых платежей как арендных не поддерживается лишь арбитражными судами Российской Федерации. На самом деле, как показано выше, такую трактовку сейчас не разделяет ни один из известных нам иностранных правопорядков.

Вторым аргументом является ссылка на абз. 5 ч. 2 подп. 1.8 п. 1 Указа N 99, согласно которому лизинговые платежи — это плата за приобретение (лизингодателем) и предоставление лизингополучателю во временное владение и пользование предмета лизинга. На данный аргумент хотелось бы возразить, что всякая норма законодательства является выражением заложенной в ней идеи, а не ее причиной. Если признать неверной саму идею, то и норма законодательства, в которой она выражена, также должна быть отвергнута.

Наконец, третий аргумент сводится к тому, что договор лизинга не обязательно должен завершаться приобретением лизингополучателем права собственности на объект лизинга. В этом факте автор видит подтверждение того, что лизинговые платежи являются платой за владение и пользование, а не возмещением инвестиционных затрат. Между тем, выплачивая контрактную стоимость объекта лизинга, лизингополучатель фактически выплачивает часть его стоимости. Эти действия будут для лизингополучателя экономически убыточными, если лизинговая сделка не завершится для него приобретением собственности или возвратом этой части лизинговых платежей. Поэтому ни один лизингополучатель не будет (за исключением редких, не поддающихся рациональному объяснению, случаев) по своей воле отказываться от получения объекта лизинга в собственность.

Таким образом, поскольку экономическая сущность лизинга состоит в финансировании лизингополучателя под титульное обеспечение, мы должны прийти к пониманию, что в основе лизинговых сделок и сделок, связанных с удержанием или передачей права собственности, лежит ряд общих принципов, направленных на достижение одних и тех же экономических результатов. Как справедливо пишет А.В.Егоров, «скрытие истинного содержания под другой оболочкой не должно путать и сбивать с толку при правовом регулировании титульного обеспечения» <6>. Это означает, что правовое регулирование залогового и титульного обеспечений должно строиться на общих принципах.

<6> Егоров, А.В. Залог и титульное обеспечение: теоретико-практическое сравнение конструкций / А.В.Егоров, Е.Р.Усманова // Вестник гражданского права. — 2014. — N 4. — С. 56 — 127.

Цель обеспечения — помочь вернуть невыплаченный долг, но не обогатиться. Если и титульное обеспечение, и залог являются обеспечением, обеспечительный кредитор в обоих случаях не может наживаться на обеспечении, используя его для экономически необоснованного обогащения. Применительно к залогу данное правило прямо закреплено в п. 6 ст. 331 ГК, согласно которому, если сумма, вырученная при реализации заложенного имущества, превышает размер обеспеченного залогом требования залогодержателя, разница за вычетом всех издержек возвращается залогодателю. Очевидно, что такое же правило должно применяться и к титульному обеспечению. Но в ч. 3 п. 21 Правил лизинга заложено обратное: если договор лизинга расторгнут по причине неисполнения лизингополучателем своих обязательств, уплаченные им ранее платежи возврату не подлежат.

Пример.

Гражданин А. приобрел в лизинг квартиру стоимостью 1 млрд.руб. с лизинговой ставкой 50% годовых и сроком лизинга десять лет. По истечении девяти лет гражданин А. выплатил в составе лизинговых платежей 90% от стоимости квартиры, то есть 900 млн.руб., а также вознаграждение лизингодателя. В связи с финансовыми затруднениями лизингополучатель прекращает платежи по договору. В результате этого лизингодатель расторгает договор лизинга и требует возврата ему предмета лизинга.

В описанном случае, руководствуясь ч. 3 п. 21 Правил лизинга, лизингодатель после расторжения договора лизинга будет иметь в собственности свободную от притязаний лизингополучателя квартиру стоимостью 1 млрд.руб. и при этом может оставить себе все 900 млн.руб., полученных от лизингополучателя. Сверхприбыль лизингодателя составит 900 млн.руб. Лизингополучатель, выплативший 90% от стоимости квартиры, останется и без квартиры, и без денег. Мы предлагаем читателям самостоятельно сделать вывод о том, насколько такой результат соответствует целям и задачам гражданского права.

Справедливости ради отметим, что ч. 3 п. 21 Правил лизинга позволяет сторонам договора лизинга согласовать отступление от общего правила, изложив последствия досрочного прекращения договора лизинга по-своему. Но стоит ли говорить, что лизинговые компании, часто имеющие более сильные переговорные возможности, чем лизингополучатели, как правило, не будут отступать от общего правила. В такой ситуации свою роль должен играть законодатель, устанавливая правила, защищающие более слабую сторону от произвола со стороны более сильного контрагента.

Пути решения проблемы

Наилучшим вариантом является корректировка ч. 3 п. 21 Правил лизинга.

Однако в отношении определенной категории вещей уже сейчас применять рассматриваемую норму так, как она написана, не следует.

Законом Республики Беларусь от 08.05.2011 N 255-З «О присоединении Республики Беларусь к Конвенции о международных гарантиях в отношении подвижного оборудования и Протоколу по авиационному оборудованию к Конвенции о международных гарантиях в отношении подвижного оборудования» ратифицирована Кейптаунская конвенция, которая вступила в силу для нашей страны с 01.10.2011. В соответствии со ст. 50 Кейптаунской конвенции каждая страна при ее принятии вправе сделать оговорку о том, что она не применяется к сделкам, которые являются внутренними для данного государства. Республика Беларусь при ратификации такой оговорки не сделала. Это означает, что нормы Кейптаунской конвенции подлежат непосредственному применению, в том числе к внутренним договорам лизинга, когда центр основных интересов всех сторон в такой сделке и объект сделки находятся на момент заключения сделки в Беларуси (п. «n» ст. 1 Кейптаунской конвенции).

Кейптаунская конвенция применяется к относительно узкому перечню имущества, охватываемого понятием подвижного оборудования. Это планеры воздушных судов, авиационные двигатели и вертолеты; железнодорожный подвижной состав; космические средства (п. 3 ст. 2 Кейптаунской конвенции).

Согласно положениям Закона Республики Беларусь от 23.07.2008 N 421-З «О международных договорах Республики Беларусь» (ст. 33), Закона Республики Беларусь от 10.01.2000 N 361-З «О нормативных правовых актах Республики Беларусь» (ст. 20) нормы Кейптаунской конвенции имеют силу того нормативного правового акта, которым выражено согласие Республики Беларусь на обязательность для нее Кейптаунской конвенции. Поскольку Кейптаунская конвенция ратифицирована законом Республики Беларусь, ее нормы имеют юридическую силу закона. Это означает, что применительно к договорам лизинга, заключенным в отношении имущества, подпадающего под определение подвижного оборудования, коллизия п. 5 и 6 ст. 8 Кейптаунской конвенции и ч. 3 п. 21 Правил лизинга будет разрешаться в пользу норм Кейптаунской конвенции.

Сам факт принятия Республикой Беларусь Кейптаунской конвенции означает, что наш законодатель, пусть и в отношении узкого перечня вещей, признал квалификацию лизинговых сделок как сделок, в центре которых лежит титульное обеспечение, а не аренда. Поскольку законодатель должен единообразно подходить к правовой квалификации одних и те же правовых институтов, национальное законодательство должно быть оперативно приведено к стандарту, заданному Кейптаунской конвенцией, и в отношении имущества, не упомянутого в ней.