Пример из судебной практики Российской Федерации.
Суд освободил от наказания осужденного и снял судимость на основании пунктов 3 и 5 постановления Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации от 06.06.2003 N 4125-III ГД «Об объявлении амнистии в связи с принятием Конституции Чеченской Республики» (кассационное определение Военной коллегии Верховного Суда Российской Федерации от 05.08.2003 N 5-077/02 (извлечение)).
Д. признан виновным и осужден за совершение должностным лицом действий, явно выходящих за пределы его полномочий и повлекших существенное нарушение прав и законных интересов гражданина, совершенных с применением насилия.
Согласно приговору указанное преступление Д. было совершено при следующих обстоятельствах.
Д. около 19 часов 10 февраля 2001 г. в помещении столовой войсковой части 53490, действуя из ложно понятых интересов службы и желая наказать своего подчиненного — рядового С., находящегося в состоянии алкогольного опьянения, за его нетактичное с ним поведение, применил к нему физическое насилие. При этом Д. нанес С. по одному удару кулаком и коленом в лицо, причинив физическую боль и кровоподтеки орбитальных областей.
В кассационной жалобе (основной и дополнительной) потерпевшая С. выражает свое несогласие с приговором, указывая на то, что в судебном заседании были односторонне исследованы доказательства по делу.
В жалобе потерпевшая соглашается с тем, что собранные в ходе предварительного следствия доказательства не могут свидетельствовать о совершении осужденным преступления, предусмотренного статьей 110 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — УК Российской Федерации). Вместе с тем потерпевшая указывает на необходимость установления судом систематического, жестокого обращения Д. с С.
В жалобе также утверждается, что решение С. о самоубийстве могло быть принято вследствие нарастания психологических переживаний и усугубления психического состояния, в связи с чем вывод суда о длительном промежутке времени, прошедшем между совершением незаконных действий Д. по отношению к ее сыну и самоубийством последнего, является неубедительным. Потерпевшая считает, что при таких данных суд не мог положить в основу приговора заключение судебно-психиатрической экспертизы, и просит провести повторные судебно-почерковедческую и судебно-психиатрическую экспертизы.
Необоснованно, по мнению потерпевшей, суд исключил из обвинения квалифицирующий признак систематичности действий Д.
Рассмотрев материалы дела, Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации пришла к выводу, что приговор по настоящему делу основан на тщательно исследованных судом доказательствах, которым дана правильная оценка в приговоре.
Виновность Д. в совершении инкриминируемого ему преступления помимо личного признания им своей вины подтверждается также показаниями свидетелей Б., Т., заключениями экспертов, проводивших судебно-медицинские и судебно-психиатрическую экспертизы, а также иными доказательствами, исследованными в судебном заседании и получившими оценку в приговоре. Не оспаривается виновность осужденного в данном эпизоде избиения потерпевшего и автором кассационной жалобы. Что же касается ее предположений о том, что Д. систематически избивал ее сына, в связи с чем последний покончил жизнь самоубийством, то с ними нельзя согласиться по следующим основаниям.
В судебном заседании были тщательно исследованы обстоятельства дела, что позволило суду прийти к правильному выводу об отсутствии причинной связи между причиненным Д. насилием потерпевшему и наступившими последствиями — самоубийством С.
С объективной стороны доведение до самоубийства заключается в доведении другого лица до самоубийства путем угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства потерпевшего. С субъективной стороны данное преступление характеризуется тем, что виновный должен иметь умысел либо предвидеть возможность самоубийства потерпевшего с учетом психологических особенностей этой личности в результате систематического унижения человеческого достоинства потерпевшего. В данном уголовном деле судом не установлено таких обстоятельств. Более того, утверждение осужденного о том, что он применил физическое насилие к потерпевшему лишь 10 февраля 2001 г., не только не опровергнуто в судебном заседании иными доказательствами, но и подтверждено объяснениями свидетелей Б. и Т. О единственном эпизоде избиения Д. указывает в своей предсмертной записке и сам погибший. При таких обстоятельствах данная записка не может свидетельствовать о виновности осужденного в доведении до самоубийства потерпевшего.
Более того, данный эпизод произошел за четверо суток до самоубийства С.
Психолог и эксперты-психиатры в данных ими заключениях также не находят причинной связи между насилием, примененным Д. к потерпевшему, и самоубийством последнего с учетом как длительного временного промежутка, так и личных психологических черт характера С.
Таким образом, суд правильно признал Д. виновным в том, что он, будучи должностным лицом, с применением насилия совершил действия, явно выходящие за пределы его полномочий, чем существенно нарушил права и законные интересы потерпевшего С.
Вместе с тем приговор в данной части подлежит изменению в связи с принятием постановления Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации от 06.06.2003 N 4125-III ГД «Об объявлении амнистии в связи с принятием Конституции Чеченской Республики».
На основании изложенного, руководствуясь статьей 377, пунктом 4 части 1 статьи 378 и статьей 388 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации определила следующее: приговор Северо-Кавказского окружного военного суда от 18.02.2003 в отношении Д. изменить, на основании пунктов 3 и 5 постановления Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации от 06.06.2003 N 4125-III ГД «Об объявлении амнистии в связи с принятием Конституции Чеченской Республики» Д. от наказания освободить и снять судимость, а кассационную жалобу потерпевшей С. оставить без удовлетворения <1>.
<1> Суд освободил от наказания осужденного и снял судимость на основании пунктов 3 и 5 постановления Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации от 06.06.2003 N 4125-III ГД «Об объявлении амнистии в связи с принятием Конституции Чеченской Республики» (кассационное определение Военной коллегии Верховного Суда Российской Федерации [Электронный ресурс]: 5 авг. 2003 г., N 5-077/02 // КонсультантПлюс. Россия / ЗАО «КонсультантПлюс». — М., 2016).
В данном примере одним из аргументов в пользу отсутствия состава доведения до самоубийства признано то обстоятельство, что избиение было единичным эпизодом, в то время как, по утверждению самой Военной коллегии Верховного Суда Российской Федерации, обязательным является наличие «систематического унижения человеческого достоинства потерпевшего». Однако избиение является физическим насилием и должно рассматриваться как жестокое обращение, а не оскорбление действием. В силу этого отсутствие признака систематичности само по себе не доказывает отсутствие состава доведения до самоубийства. Военной коллегии Верховного Суда Российской Федерации следовало обсудить вопрос о том, было ли избиение тем самым жестоким обращением, которое послужило основанием для самоубийства.
Как уже отмечалось, деяния, приводящие к суициду, описаны законодателем посредством обобщающих терминов «жестокое обращение» и «систематическое унижение». Этим терминам присущи определенные черты, которые делают весьма затруднительным их практическое применение. Во-первых, эти термины включают в себя многообразные поведенческие акты. Во-вторых, в своей основе эти термины содержат оценочные понятия «жестокость» и «унижение». В-третьих, за исключением признака «систематичность», непосредственно в Уголовном кодексе Республики Беларусь (далее — УК Республики Беларусь) отсутствует их законодательное описание. Все это неизбежно приводит к произвольному толкованию и несогласованности в практике применения закона.
Вполне естественными в связи с изложенным стали попытки ввести более или менее конкретные критерии, которые позволили бы единообразно идентифицировать поведение виновного как уголовно наказуемое доведение до самоубийства.
Так, Н.А.Сафонова в автореферате кандидатской диссертации пишет: «Диссертант считает, что деянием, образующим объективную сторону доведения до самоубийства, следует считать не всякое противоправное или аморальное поведение виновного, а лишь такое, степень общественной опасности которого близка к степени общественной опасности преступления. Именно степень общественной опасности должна играть определяющую роль при отграничении деяний, являющихся способом совершения анализируемого преступления, от иного противоправного или аморального поведения» <2>.
<2> Сафонова, Н.А. Доведение до самоубийства: социальный и уголовно-правовой аспекты: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / Н.А.Сафонова; Уральская гос. юрид. акад. — Екатеринбург, 2002. — С. 21.
В аналогичном исследовании более категорично конкретизирует степень общественной опасности Ю.А.Уколова: «Действия (бездействие) виновного по доведению потерпевшего до самоубийства в обязательном порядке должны носить преступный, уголовно наказуемый характер. В противном случае они не представляют достаточной степени общественной опасности, и квалификация действий виновного как преступления в таком случае является необоснованной» <3>. Подобную точку зрения по этому вопросу выразила и Н.Г.Чукаева: «Анализируя способы доведения до самоубийства, автор утверждает, что действия виновного при доведении потерпевшего до самоубийства (попытки самоубийства) всегда должны быть преступными» <4>.
<3> Уколова, Ю.А. Проблемы квалификации доведения до самоубийства как преступного деяния: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / Ю.А.Уколова; Моск. гос. юрид. акад. — М., 2008. — С. 9.
<4> Чукаева, Н.Г. Уголовная ответственность за доведение до самоубийства или до покушения на самоубийство (проблемы законодательного регулирования): автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / Н.Г.Чукаева; Тюмен. юрид. ин-т МВД России. — Тюмень, 2011. — С. 14.
Представляется, что требование считать уголовно наказуемыми только те действия по доведению до самоубийства, которые образуют самостоятельное преступление, является необоснованно ограничительным.
Нельзя законодательно закреплять определенный уровень душевной черствости, которым должны обладать все без исключения граждане. При умышленном доведении до самоубийства преступник избирает тот тип жестокого или унижающего поведения, который необходим и достаточен для создания психотравмирующей ситуации, приводящей к самоубийству. И если он знает, что имеет дело с легкоранимым потерпевшим, то для доведения его до самоубийства виновный может избрать действия, которые не достигают оценки самостоятельного преступления. В таком случае объективно и субъективно имеет место доведение до самоубийства и освобождение от ответственности за него было бы несправедливым.
Общественная опасность действий, образующих объективную сторону состава доведения до самоубийства, определяется не тем, что они сами по себе очень жестоки и унизительны, что, впрочем, вовсе не исключается. Эти действия именно тем и опасны, что они приводят потерпевшего к самоубийству. По этой причине такие действия не должны рассматриваться изолированно, вне состава этого преступления. Нельзя забывать, что доведение до самоубийства является самостоятельным преступлением, а не истязанием или оскорблением, отягощенными актом суицида. В силу этого общественная опасность жестокого обращения и систематического унижения личного достоинства должна определяться с учетом конкретных обстоятельств в совокупности с актом самоубийства и не обязательно должна достигать степени, присущей самостоятельному преступлению против личности.
Однако было бы несправедливым возлагать на лицо ответственность за любые отклонения от общепринятых в обществе норм поведения, если эти отклонения повлекли самоубийство <5>. Данное положение относится к оценке тех случаев, когда у субъекта отсутствует стремление довести потерпевшего до самоубийства, то есть при безразличном отношении к возможному суициду жертвы жестокого или унижающего обращения. Моральное осуждение отдельных актов грубого обращения с самоубийцей не может превращаться в уголовно-правовое осуждение только в силу безрассудной чувствительности жертвы. Полагаем, что в подобных случаях поведение виновного надо рассматривать в отрыве от других обстоятельств. Иными словами, мы должны ответить на вопрос: могли ли сами по себе действия виновного привести к самоубийству или нет? Единственным критерием для выбора утвердительного или отрицательного ответа на заданный вопрос должна служить степень грубости поведения, которая определяется не по наличию самого по себе факта самоубийства, а по степени тяжести с точки зрения общечеловеческих норм нравственности.
<5> Примером подобного рода действий может служить «сообщение сведений жене (мужу) о намерении бросить семью» (Уголовное право. Особенная часть: учеб. для вузов / отв. ред.: И.Я.Козаченко, З.А.Незнамова, Г.П.Новоселов. — М.: ИНФРА-М-НОРМА, 1997. — С. 39), «несправедливая критика» (Практический комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / под общ. ред. Х.Д.Аликперова, Э.Ф.Побегайло. — М.: Норма, 2001. — С. 284), «грубое обращение» (Зубкова, В.И. Ответственность за преступления против личности по законодательству России / В.И.Зубкова. — М.: Норма, 2005. — С. 79), «необоснованные придирки» (Уголовное право Республики Беларусь. Особенная часть: учеб. пособие / А.И.Лукашов [и др.]; под общ. ред. А.И.Лукашова. — Минск: Изд-во Гревцова, 2009. — С. 84) и т.п.
Жестокими и оскорбительными могут быть признаны только противоправные действия. Однако верное в целом это положение вызывает вопросы в частности. Обратим внимание на следующее утверждение: «Если потерпевший совершает самоубийство в ответ на правомерные действия лица (например, при угрозе привлечения к ответственности, разоблачения преступной деятельности), то состав преступления отсутствует» <6>. Частным вопросом, который вызывает это утверждение, являются методы реализации такого правомерного поведения.
<6> Борзенков, Г.Н. Преступления против жизни и здоровья: закон и правоприменительная практика: учеб.-практ. пособие / Г.Н.Борзенков. — М.: ИКД «Зерцало-М», 2008. — С. 163.
В соответствии со статьей 117 УК Республики Беларусь при осуждении несовершеннолетнего с применением принудительных мер воспитательного характера суд может возложить на несовершеннолетнего обязанность публично принести извинения потерпевшему. Данная мера реализации уголовной ответственности является отголоском общепринятого в нашем обществе метода воспитания, который образно можно назвать «пропесочить на собрании». В XI — III вв. до н.э. в Китае в случае нарушения моральных стереотипов поведения Ли наказанием была «гласная констатация факта несоответствия данного поведения моральным стереотипам поведения, моральным долженствованиям — но такое наказание могло привести затем даже к самоубийству наказанного» <7>. Возможно, что это архаизм. Обратимся к современности. В главе 8 «Обеспечение конфиденциальности» Минимальных стандартных правил Организации Объединенных Наций «Касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские правила)» (совершены 29.11.1985) содержатся следующие положения:
«8.1 Право несовершеннолетнего на конфиденциальность должно уважаться на всех этапах, чтобы избежать причинения ей или ему вреда из-за ненужной гласности или из-за ущерба репутации.
8.2 В принципе не должна публиковаться никакая информация, которая может привести к указанию на личность несовершеннолетнего правонарушителя» <8>.
<7> Уголовные установления Тан с разъяснениями (Тан люй шу и). Цзюани 1 — 8 / введ., пер. с кит. и коммент. В.М.Рыбакова. — СПб.: Петербургское Востоковедение, 1999. — С. 7.
<8> Права человека: международно-правовые документы и практика их применения: в 4 т. / сост. Е.В.Кузнецова. — Минск: Амалфея, 2009. — Т. 1. — С. 670.
Справедливости ради следует отметить, что в том же Древнем Китае оглашением проступка наказывался только тот, «кто по своим моральным качествам в состоянии был устыдиться содеянного», но тот, «кто не понимал морали и не знал стыда, нуждался в насильственном воздействии извне». При этом «в Китае предания относят начала правотворчества на варварскую периферию, в области, населенные не понимающими морали дикарями, которые вынуждены были все время прибегать к насилию, чтобы поддерживать хоть какое-то подобие единства; лишь позднее, когда «нравы стали портиться» и в самом Китае, пришлось, скрепя сердце, принять на вооружение аморальную варварскую методику» <9>.
<9> Уголовные установления Тан с разъяснениями (Тан люй шу и). Цзюани 1 — 8 / введ., пер. с кит. и коммент. В.М.Рыбакова. — СПб.: Петербургское Востоковедение, 1999. — С. 7 — 8.
В юридической литературе высказываются соображения о том, что в силу многообразия вариантов создания психотравмирующей ситуации необходимо расширить круг деяний виновного в доведении лица до самоубийства. «Для некоторых лиц, — считают Н.Порфирьев и С.Тасаков, — разовый акт тяжкого оскорбления имеет большее значение для принятия решения о самоубийстве, нежели систематическое унижение чести и достоинства. Поэтому, на наш взгляд, необходимо внести соответствующие изменения в диспозицию ст. 110 УК, предусмотрев в ней уголовную ответственность и за разовый акт тяжкого оскорбления» <10>.
<10> Порфирьев, Н. Нравственное содержание уголовно-правовых норм о преступлениях против жизни, не являющихся убийствами / Н.Порфирьев, С.Тасаков // Уголовное право. — 2007. — N 5. — С. 119.
Еще в большей мере предлагает расширить круг порицаемого поведения Н.А.Сафонова. Отметив, что самоубийство могут вызвать, например, умышленное уничтожение или повреждение имущества, которое очень дорого потерпевшему (например, самые удачные картины художника, написанию которых он посвятил всю свою жизнь), автор приходит к заключению: «Самоубийство, покушение на самоубийство может произойти под влиянием иных противоправных или аморальных действий (бездействия), которые не подпадают под признаки жестокого или унижающего достоинство обращения, угроз (в рассматриваемом нами контексте), но вместе с тем характеризуются грубым нарушением прав и законных интересов человека. К таковым можно отнести: умышленное уничтожение или повреждение имущества, разглашение тайны усыновления, надругательство над могилой, отказ возвратить крупную денежную сумму и др. Поэтому мы считаем необходимым дополнить диспозицию ст. 110 УК Российской Федерации указанием на доведение до самоубийства иными противоправными или аморальными действиями (бездействием)» <11>.
<11> Сафонова, Н.А. Доведение до самоубийства: социальный и уголовно-правовой аспекты: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / Н.А.Сафонова; Уральская гос. юрид. акад. — Екатеринбург, 2002. — С. 22.
Способ описания возможных проявлений запрещаемого деяния в виде перечня в данном случае не может быть признан удачным. В отличие от белорусского российский законодатель отнес к числу порицаемых и такие действия, как угрозы. Угрозы же по своему содержанию есть не что иное, как жестокое обращение, поскольку они вызывают у потерпевшего тяжелые психические переживания. Представляется, что достаточно конкретизированным в научной литературе и судебной практике является определение любых подобного рода деяний как причинения психических или физических страданий, что и должно найти соответствующее законодательное закрепление.
По вопросу использования в диспозиции анализируемой статьи термина «покушение» в сочетании с термином «самоубийство» представляется вполне обоснованным следующее предложение Ю.А.Уколовой: «Употребление термина «покушение» применительно к поведению потерпевшего представляется некорректным, так как закон пользуется данным термином применительно к определению этапов совершения преступления. Предлагается ввести уточнение: термин «покушение» заменить словом «попытка». В окончательном варианте предлагается следующая формулировка ст. 110 УК Российской Федерации: «1. Угрозы, жестокое обращение, систематическое унижение достоинства потерпевшего, если они повлекли самоубийство или попытку самоубийства потерпевшего» <12>.
<12> Уколова, Ю.А. Проблемы квалификации доведения до самоубийства как преступного деяния: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / Ю.А.Уколова; Моск. гос. юрид. акад. — М., 2008. — С. 9.
В научной литературе встречаются излишне широкие интерпретации способов доведения до самоубийства. Так, А.А.Цыркалюк в своей диссертационной работе утверждает: «С учетом анализа практики применения ст. 110 УК Российской Федерации и лексического значения слов «доведение», «склонение», «содействие» разработана авторская дефиниция доведения до самоубийства, под которой следует понимать склонение к самоубийству путем угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства потерпевшего, уговора, подкупа, обмана, а также содействие совершению самоубийства советами, указаниями, предоставлением информации, средств или орудий совершения преступления» <13>. В одной из своих публикаций указанный автор утверждает о синонимичности понятий «доведение» и «склонение», а затем сообщает нам, что «обобщение судебной практики по уголовным делам о доведении до самоубийства позволяет сделать однозначный вывод о допустимости привлечения к ответственности по ст. 110 УК Российской Федерации за доведение до самоубийства, совершенное в форме склонения» <14>. К числу образующих доведение до самоубийства действий Н.Г.Чукаева предлагает относить, в частности, «информационное воздействие, осуществляемое виновным на психику лица посредством жестов, слов, видео-, аудиозаписи (гипноз)» <15>.
<13> Цыркалюк, А.А. Уголовная ответственность за доведение до самоубийства: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / А.А.Цыркалюк; Тамбовский гос. ун-т им. Г.Р.Державина. — М., 2011. — С. 9 — 10.
<14> Цыркалюк, А.А. О природе доведения до самоубийства / А.А.Цыркалюк // Вестник Тамбовского гос. ун-та. — 2011. — Вып. 3. — С. 250.
<15> Чукаева, Н.Г. Уголовная ответственность за доведение до самоубийства или до покушения на самоубийство (проблемы законодательного регулирования): автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / Н.Г.Чукаева; Тюмен. юрид. ин-т МВД России. — Тюмень, 2011. — С. 8.
Полагаем, что не только содействие, но и склонение уговорами, подкупом или обманом не являются доведением до самоубийства. Сущность доведения до самоубийства состоит в создании для другого человека невыносимых условий существования, в результате чего он принимает решение избавиться от психических или физических страданий посредством суицида. Таким образом, доведение означает доведение человека до крайности или до черты, из-за которой возврата нет. Содействие и указанное склонение также могут привести к самоубийству, однако в этом случае мотивом не является избавление от страданий, причиняемых содействующим или склоняющим лицом.
В пользу недопустимости смешения понятий «доведение», «склонение» и «содействие» свидетельствует и существующее разделение таких действий, как доведение до самоубийства и склонение к самоубийству в качестве преступлений в раздельных статьях. Что же касается предложения А.А.Цыркалюка объединить все перечисленные действия в одной статье <16>, то его реализация не видится целесообразной, поскольку эти действия весьма существенно различаются по степени общественной опасности, что предполагает необходимость дифференциации уголовной ответственности за их учинение в различных статьях УК Республики Беларусь.
<16> Там же. — С. 11.