В действующей системе законодательства Республики Беларусь уголовное законодательство по механизму правового регулирования наиболее тесно связано с административным законодательством. Более того, ряд уголовно-правовых норм (например, нормы, содержащие административную преюдицию) обусловлены содержанием административно-правовых норм.
Вступление в силу с 01.03.2007 нового Кодекса Республики Беларусь об административных правонарушениях (далее — КоАП) является важной составляющей реформации законодательства Республики Беларусь. Насколько качественной была правотворческая работа по созданию нового КоАП, покажет судебная практика. В предлагаемой статье хотелось бы остановиться на соотношении норм Уголовного кодекса Республики Беларусь (далее — УК), вступившего в силу более шести лет назад, с некоторыми положениями нового КоАП.
Анализ норм КоАП позволяет прогнозировать, что содержание некоторых его норм в соотношении с нормами УК порождает вопросы в понимании смысла закона, что несомненно будет вызывать проблемы в правоприменительной практике.
Прежде всего следует обратить внимание на несоответствие определений «преступление» и «административное правонарушение». В ч. 1 ст. 2.1 КоАП дано формальное определение административного правонарушения. Это «противоправное виновное, а также характеризующееся иными признаками, предусмотренными настоящим Кодексом, деяние (действие или бездействие), за которое установлена административная ответственность». Отсутствие указания в ч. 1 ст. 2.1 нового КоАП на признак общественной опасности, видимо, обусловлено неразрешенностью в теории административного права до настоящего времени вопроса о том, обладает ли административное правонарушение общественной опасностью либо общественной вредностью (вредоносностью). Между тем в некоторых отечественных учебных изданиях по административному и административно-деликтному праву авторы, анализировавшие нормы КоАП от 21.04.2003, утверждают, что обязательным признаком административного правонарушения является общественная опасность <1>.
<1> Гавриленко Д.А. Административное право Республики Беларусь: Курс лекций / Д.А.Гавриленко, И.И.Мах. — Минск: Дикта, 2004. — С. 214.
Административное право: учебно-методический комплекс. 2-е изд., перераб. и доп. / Л.М.Рябцев, Т.В.Телятицкая. — Минск, 2005. — С. 119.
Круглов В.А. Административно-деликтное право / В.А.Круглов. — Минск.: Амалфея, 2006. — С. 30.
Этот же подход использован во многих современных учебных изданиях Российской Федерации, КоАП которой содержит аналогичное определение административного правонарушения <2>.
<2> Административное право: учебник / Под ред. Л.Л.Попова. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Юристъ, 2006. — С. 318.
Административное право России: учебник / Л.Л.Попов, Ю.И.Мигачев, С.В.Тихомиров; отв. ред. Л.Л.Попов. — М.: ТК Велби, Проспект, 2006. — С. 290.
Признание общественной опасности признаком административного правонарушения позволяет этим авторам решить важный правовой момент: провести отличие преступления от административного правонарушения по степени (уровню) общественной опасности совершенного деяния.
Возможно, такой подход был оправдан в рамках ранее действовавшего административного законодательства. В ст. 9 КоАП 1984 года административным правонарушением признавалось деяние, «посягающее на государственный или общественный порядок, социалистическую собственность, права и свободы граждан, на установленный порядок управления». Однако формальное определение правонарушения, содержащееся в ч. 1 ст. 2.1 нового КоАП, не дает на сегодняшний день в настоящее время оснований для такого вывода. В настоящее время некоторые ученые-административисты трактуют административную противоправность как юридическое признание антиобщественного вредного поведения и выделяют в качестве обязательного признака административного правонарушения общественную вредность <3>.
<3> Бахрах Д.Н. Административное право: учебник для ВУЗов. — 2-е изд., изм. и доп. / Д.Н.Бахрах, Б.В.Россинский, Ю.Н.Старилов — М.: Норма, 2005. — С. 524 — 525.
В новом КоАП косвенно этот вопрос затронут применительно к пониманию последствий административного правонарушения. В ст. 1.3 КоАП последствия обозначаются не как общественно опасные, а как «вредные последствия».
С позиции буквального толкования положений ч. 1 ст. 2.1 КоАП логичным является вывод А.Н.Крамника, который, признавая административные правонарушения общественно вредными, считает, что общественная вредность не является отдельным признаком административного правонарушения <7>.
<7> Крамник А.Н. Административно-деликтное право. Общая часть: пособие / А.Н.Крамник. — Минск: Тесей, 2004. — С. 61, 66, 68.
Однако в соотношении с нормами УК возникает ряд несоответствий, которые требуют рассмотрения. К сожалению, во вступившем в законную силу КоАП нет легального толкования малозначительности совершенного административного правонарушения, которое согласно ст. 8.2 КоАП является основанием для освобождения от административной ответственности. В первоначальной редакции ч. 2 ст. 8.2 принятого КоАП было дано определение малозначительного деяния. Это определение было не совсем удачным. Законом Республики Беларусь от 19.07.2005 N 31-З «О внесении изменений и дополнений в Кодекс Республики Беларусь об административных правонарушениях» ч. 2 ст. 8.2 КоАП была исключена. В доктринальном толковании малозначительного правонарушения нет единства: одни авторы связывают малозначительность деяния в административном праве с отсутствием какого-либо вреда <5>, другие — с отсутствием значительного вреда охраняемым КоАП правам и интересам <6>. Правоприменительная практика по некоторым категориям административных дел (например, по делам об административных таможенных правонарушениях <7>) позволяет сделать вывод о том, что при оценке малозначительного деяния должны учитываться два критерия: объективный (деяние не причинило значительного вреда) и субъективный (по своему содержанию и направленности не могло причинить значительного вреда).
<5> Административное право: учебник / Под ред. Л.Л.Попова. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Юристъ, 2006. — С. 320.
<6> Лукашов А. О некоторых положениях Общей части Кодекса Республики Беларусь об административных правонарушениях 2003 г. / А.Лукашов // Юстиция Беларуси. — 2003. — N 5. — С. 54.
Крамник А. Освобождение от административной ответственности / А.Крамник // Юстиция Беларуси. — 2005. — N 10. — С. 35.
Калинкович В. Основные положения Общей части КоАП 2003 года / А.Крамник, В.Пуцило // Судовы веснiк. — 2007. — N 1. — С. 16.
<7> О судебной практике по делам о контрабанде и об административных таможенных правонарушениях: постановление Пленума Верховного Суда Республики Беларусь от 17.06.1994 N 4: с изм. и доп.: текст по состоянию на 28.06.2002 г. — Судовы веснiк. — 2002. — N 3. — С. 22.
А.Н.Крамник отмечает, что даже если деяние является малозначительным, оно все равно остается административным правонарушением <8>. Такой вывод является вполне логичным и основывается на нормах нового КоАП. Поскольку в ч. 1 ст. 2.1 КоАП дано формальное определение административного правонарушения, то в ст. 8.2 КоАП идет речь не о малозначительности деяния, а о малозначительности правонарушения.
<8> Крамник А.Н. Административно-деликтное право. Общая часть: пособие / А.Н.Крамник. — Минск: Тесей, 2004. — С. 65.
Крамник А. Освобождение от административной ответственности / А.Крамник // Юстиция Беларуси. — 2005. — N 10. — С. 35.
Согласно ст. 8.2 КоАП освобождение от административной ответственности при малозначительности правонарушения является правом, а не обязанностью суда или органа, ведущего административный процесс. При оценке уголовно-противоправных деяний, обусловленных административной преюдицией, может возникнуть ситуация, когда лицо, совершившее повторно нарушение, фактически подпадающее под малозначительное правонарушение, не освобождается от ответственности. В таком случае формально есть условие, предусмотренное ст. 32 УК. Однако тогда неизбежно возникнет вопрос об оценке малозначительности деяния в контексте ч. 4 ст. 11 УК. Поскольку такое нарушение объективно и субъективно не будет обладать «общественной опасностью, присущей преступлению», то этот вопрос должен решаться в порядке привлечения лица к административной ответственности. Подобным образом должны разрешаться и пограничные ситуации, когда совершенное правонарушение по степени причиненного вреда находится на грани малозначительного правонарушения.
Формальное определение административного правонарушения порождает вопрос с доказыванием вины физического лица в административном и уголовном процессе. Вина физического лица в новом КоАП, как, впрочем, и в КоАП 1984 года (ст. 10, 11), сформулирована на основе психологической концепции вины. Например, согласно ч. 2 ст. 3.2 нового КоАП административное правонарушение признается совершенным с прямым умыслом, «если физическое лицо, его совершившее, сознавало противоправность своего деяния, предвидело его вредные последствия и желало их наступления». В соответствии с п. 2 ч. 1 ст. 6.2 Процессуально-исполнительного кодекса Республики Беларусь об административных правонарушениях (далее — ПИКоАП) виновность физического лица в совершении административного правонарушения является обстоятельством, подлежащим доказыванию по делу об административном правонарушении, а согласно ч. 6 ст. 4.2 КоАП установление вины является принципом административной ответственности.
Поскольку противоправность есть запрещенность нормами административного законодательства определенного поведения, то при доказывании вины следует устанавливать, знало ли физическое лицо о наличии административно-правового запрета. Есть основания утверждать, что далеко не все лица, имеющие высшее юридическое образование, имеют полное представление о запретительных нормах административного права (особенно нормах, содержащих бланкетные признаки). Что же говорить о гражданах, не искушенных в юриспруденции?
В уголовном праве законодательное определение умышленной вины связано с сознанием общественной опасности деяния, а не его противоправности. Таким образом, законодательные требования по доказыванию вины по делу об административном правонарушении более жесткие, чем по уголовному делу. Кроме того, если признавать, что административное правонарушение является общественно вредным, то мы должны доказывать, что физическое лицо, совершая повторное нарушение, осознавало, что социальная вредность его поведения возросла до такого уровня, что оно превратилась в общественно опасное. Если правоведы не могут разобраться в сущностных признаках административного правонарушения (в том числе это выражается и в разном законодательном подходе в УК и КоАП к ответственности за повторные административные правонарушения), то сможем ли мы доказать столь сложную конструкцию в психическом отношении физического лица к совершаемому им повторному нарушению? Может быть, поэтому в практике столь часто используется фикция «незнание — не освобождает»?
В тридцати двух нормах Особенной части действующего УК предусмотрена ответственность за преступления, обусловленные административной преюдицией. Суть административной преюдиции изложена в ст. 32 УК. В отечественной науке уголовного права административную преюдицию интерпретируют по-разному: как закрепленную специальной конструкцией состава преступления преюдициальную связь между несколькими аналогичными административными правонарушениями <9>, как признак, характеризующий субъект преступления (специальный субъект преступления) <10>, как условие криминализации неоднократно совершаемых деяний <11>. Но законодатель относит административную преюдицию к одному из условий уголовной ответственности (ст. 32 УК находится в главе 5 «Условия уголовной ответственности»).
<9> Грунтов И.О. Уголовно-правовые нормы с административной преюдицией: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / И.О.Грунтов; Бел. гос. ун-т. — Минск, 1985. — С. 7.
<10> Лукашов А.И. Защита по уголовным делам о преступлениях с преюдицией / А.И.Лукашов // Юстиция Беларуси. — 2001. — N 1. — С. 25.
Лукашов А.И. Уголовное право Республики Беларусь: Состояние и перспективы развития: пособие / А.И.Лукашов. — Минск: БГУ, 2002. — С. 46.
<11> Бабий Н.А. Уголовное право Республики Беларусь. Общая часть: учеб. пособие / Н.А.Бабий. — Минск: ГИУСТ БГУ, 2006. — С 45.
Не вдаваясь в достаточно важную проблему о юридической природе административной преюдиции и ее теоретическом обосновании в уголовном праве, в рамках предлагаемой статьи считаю необходимым, обратить внимание на некоторые особенности квалификации рассматриваемых преступлений в связи со вступлением в силу нового КоАП.
В рамках административной преюдиции признание определенного поведения преступным основывается в УК на факте повторного совершения лицом деяния в течение года после наложения административного взыскания за такое же нарушение.
Согласно ст. 32 УК административная преюдиция предполагает повторное совершение такого же нарушения. В свете норм нового КоАП возникает проблема понимания «такого же нарушения». Дело в том, что ч. 2 ст. 2.1 нового КоАП административным правонарушением признает не только деяние в виде оконченного административного правонарушения, но и деяние в виде покушения на административное правонарушение. Применительно к покушению ч. 2 ст. 2.3 КоАП содержит существенное уточнение: административная ответственность за покушение на административное правонарушение наступает в случаях, прямо предусмотренных статьями Особенной части КоАП. Среди норм УК, предусматривающих ответственность за преступления с административной преюдицией, только одна норма (ч. 1 ст. 371 УК) связана преюдициальной связью с нормой КоАП, в которой предусмотрена ответственность за покушение на административное правонарушение (ст. 23.29 КоАП). Уголовная ответственность по ч. 1 ст. 371 УК наступает в случае, если умышленное незаконное пересечение Государственной границы Республики Беларусь было совершено в течение года после наложения административного взыскания за такое же нарушение. Но в ст. 23.29 КоАП предусмотрена административная ответственность не только за незаконное пересечение Государственной границы Республики Беларусь, но и за покушение на такое пересечение. Необходимо отметить, что до вступления в силу нового КоАП была установлена административная ответственность за покушение на добычу рыбы или водных животных (п. 1.1 Указа Президента Республики Беларусь от 08.12.2005 N 581 «Об усилении ответственности за нарушение правил ведения рыболовного и охотничьего хозяйства, рыболовства и охоты»). Понятие незаконной добычи рыбы или водных животных, содержащееся в ч. 1 ст. 281 УК, воспроизведено в ч. 1 ст. 15.35 нового КоАП. В этой статье КоАП прямо не предусмотрена административная ответственность за покушение на незаконную добычу рыбы или водных животных. Согласно ч. 2 ст. 1.1 КоАП и ст. 8 Закона Республики от 31.12.06 N 208-З «О введении в действие Кодекса Республики Беларусь об административных правонарушениях и Процессуально-исполнительного кодекса Республики Беларусь об административных правонарушениях» положения Указа от 08.12.2005 N 581 должны быть приведены в соответствие с нормами КоАП. Вместе с тем, учитывая высокую интенсивность внесения изменений в административное законодательство, не исключается возможность расширения в будущем сферы административных правонарушений за счет отнесения к ним новых видов покушения на правонарушение. В контексте преступлений с административной преюдицией возникает вопрос о том, является ли покушение на соответствующее административное правонарушение основанием для признания его «таким же нарушением»?
Аналогичный вопрос возникает и применительно к соучастию в совершении административного правонарушения. В КоАП 1984 года не регламентировались ситуации, связанные с умышленным совместным участием двух или более физических лиц в совершении административного правонарушения. В новом КоАП предусмотрена ст. 2.4, в которой определены основные положения о соучастии в административном правонарушении. Эти положения позаимствованы из уголовного права, но имеют и определенную специфику (сужен круг соучастников; указан исчерпывающий перечень пособничества в совершении административного правонарушения и др.). Сопоставление норм КоАП порождает ряд вопросов в обоснованности административной ответственности за некоторые виды соучастия. Например, ст. 11.33 КоАП не признает административным правонарушением покушение на изготовление или сбыт проездных документов. Но пособничество в подделке проездных документов согласно п. 4 ч. 7 ст. 2.4 КоАП влечет административную ответственность. Разве пособничество в этом случае является более вредным (или опасным), чем покушение? Представляется, что введение института соучастия в административное право требует глубокого осмысления, научного обоснования и согласования с иными нормами КоАП.
И.О.Грунтов, исследовавший в уголовном праве институт административной преюдиции, не без оснований отмечал, что лицо, участвующее в совершении повторного нарушения, должно быть исполнителем предыдущего правонарушения <12>. Действия пособника или организатора административного правонарушения фактически подпадают под малозначительное правонарушение, что предопределяет вопрос в оценке повторного нарушения.
<12> Грунтов И.О. Уголовно-правовые нормы с административной преюдицией: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / И.О.Грунтов; Бел. гос. ун-т. — Минск, 1985. — С. 14.
Во избежание различных толкований при квалификации преступления с административной преюдицией в случае, когда предыдущее противоправное поведение лица выразилось в покушении на административное правонарушение либо в соучастии в нем, представляется, что есть необходимость дать в уголовном законе легальное толкование понятия «такое же нарушение». Учитывая, что в ст. 32 УК идет речь и о дисциплинарной преюдиции, целесообразно ст. 4 УК «Разъяснение отдельных терминов Уголовного кодекса» дополнить новой частью следующего содержания: «Под термином «такое же нарушение» («такие же нарушения») понимается непосредственное совершение лицом оконченного административного правонарушения или дисциплинарного проступка».
В аспекте понимания «такого же нарушения» возникает вопрос и о квалификации преступления, обусловленного повторным однородным нарушением. В действующем УК предусмотрено две нормы (ч. 1 ст. 188 (клевета) и ч. 1 ст. 189 (оскорбление)), в которых непосредственно имеется специальное указание на повторное однородное нарушение. Вместе с тем во многих нормах действующего УК, обусловленных административной преюдицией, признаки соответствующих преступлений обозначены фактически через однородные деяния. Так, в ст. 269 УК и ст. 15.11 нового КоАП предусмотрена ответственность за четыре альтернативных варианта порчи земли: уничтожение плодородного слоя почвы, либо невыполнение правил рекультивации земель, либо загрязнение их химическими или радиоактивными веществами, отходами производства и потребления, сточными водами, бактериально-паразитическими вредными организмами, либо иное незаконное повреждение земель. Представляется, что обоснованным является высказанное в литературе мнение о том, что под понятием «такое же нарушение» следует понимать повторное нарушение, тождественное совершенному лицом ранее в течение года (за исключением специально указанных в законе случаев повторного совершения однородного нарушения) <13>. Нет оснований констатировать повторное тождественное нарушение, когда лицо, например, нарушило правила рекультивации земель в течение года после наложения административного взыскания за загрязнение земли. Однако не во всех случаях можно сделать однозначный вывод о том, что предыдущее нарушение было тождественным. Можно ли говорить об идентичности нарушений, если охота в запрещенном месте была совершена в течение года после наложения административного взыскания за охоту в запретное время; если незаконное использование товарного знака было совершено после незаконного использования географического указания и т.д. Семантическое толкование слов «такой», «подобный», «тождественный» имеет разные смысловые оттенки. Представляется, что вопрос о тождественности повторного нарушения требует объяснения в науке уголовного права и судебной практике.
<13> Комментарий к Уголовному кодексу Республики Беларусь / Н.Ф.Ахраменко и др.; / Под общ. ред. А.В.Баркова. — Минск: Тесей, 2003. — С. 97 — 98.
В рассматриваемом аспекте обращает на себя внимание содержание ст. 18.16 нового КоАП и ст. 317-1 УК (управление транспортным средством лицом, находящимся в состоянии опьянения, передача управления транспортным средством такому лицу либо отказ от прохождения проверки (освидетельствования). Дифференциация ответственности по ч. 1 и ч. 2 ст. 18.16 КоАП и соответственно по ч. 1 и ч. 2 ст. 317-1 УК построена на разных признаках субъекта правонарушения или преступления: по ч. 1 ст. 18.16 КоАП и ч. 1 ст. 317-1 УК ответственность несет лицо, имеющее право управления транспортным средством, а по ч. 2 ст. 18.16 КоАП и ч. 2 ст. 317-1 УК — лицо, не имеющее права управления транспортным средством. Вопрос квалификационного характера возникает при оценке совершения повторно аналогичного нарушения в виде управления транспортным средством лицом, находящимся в состоянии опьянения. Срок обязательного дополнительного административного взыскания в виде лишения права управления транспортным средством, предусмотренный в санкции ч. 1 ст. 18.16 КоАП, фактически упраздняет административную преюдицию в части управления транспортным средством лицом, находящимся в состоянии опьянения (ч. 1 ст. 317-1 УК). Возможна ситуация, когда лицо, уже лишенное права управления транспортным средством на основании ч. 1 ст. 18.16 КоАП, в течение года вновь совершит управление транспортным средством в состоянии опьянения. К какой ответственности привлекать данное лицо — к административной (ч. 2 ст. 18.16) или уголовной (ч. 2 ст. 317-1 УК)? Следует подчеркнуть, что в ч. 2 ст. 18.16 КоАП и ч. 2 ст. 317-1 УК описаны нарушения, которые в своем внешнем проявлении тождественны по своему характеру нарушениям, предусмотренным соответственно в ч. 1 ст. 18.16 КоАП и ч. 1 ст. 317-1 УК. Конечно, санкция ч. 1 ст. 18.16 КоАП требует корректировки. Но в рассмотренной ситуации повторное управление транспортным средством в состоянии опьянения лицом, лишенным права управления, должно влечь административную ответственность по ч. 2 ст. 18.16 КоАП. Тождественность нарушений в данном случае следует рассматривать в строгом соотношении, соподчинении с нормами УК. В ст. 18.16 КоАП предусмотрены две самостоятельные нормы, которые находятся в корреляционной зависимости с соответствующими нормами ст. 317-1 УК: ч. 1 ст. 317-1 УК преюдициально связана только с ч. 1 ст. 18.16 КоАП, а ч. 2 ст. 317-1 УК — с ч. 2 ст. 18.16 КоАП.
Сравнительный анализ норм нового КоАП с нормами действующего УК показывает, что описание признаков административных правонарушений и повторных нарушений, образующих преступление с административной преюдицией, в основном совпадают. Однако есть несоответствия при сопоставлении положений ст. 24.11 нового КоАП и ст. 412 УК. В ст. 24.11 КоАП предусмотрена административная ответственность за передачу любым способом лицам, содержащимся в следственных изоляторах или иных местах лишения свободы, запрещенных для передачи предметов и веществ. Статья 412 УК (в ред. от 04.01.2003), содержащая административную преюдицию, предусматривает уголовную ответственность за более широкий круг деяний.
Во-первых, в ст. 412 УК предусмотрена ответственность не только за передачу запрещенных предметов или веществ, но и за передачу «предметов или веществ, хранение и использование которых ограничено, сверх разрешенного количества».
Во-вторых, соответствующие предметы или вещества могут быть переданы и лицу, содержащемуся в арестном доме. Согласно ст. 63 и ст. 64 Уголовно-исполнительного кодекса Республики Беларусь арестный дом не относится к местам лишения свободы. В соответствии с временным Декретом Президента Республики Беларусь от 23.04.2003 N 15 «О некоторых вопросах исполнения наказаний лиц, осужденных к аресту» до ввода в эксплуатацию арестных домов лица, осужденные к наказанию в виде ареста, могут направляться для отбывания данного вида наказания в следственные изоляторы или тюрьмы. Следует отметить, что в соответствии с данным Декретом арестные дома должны были ввести в действие не позднее 31 декабря 2006 г.
В-третьих, в ст. 412 УК предусмотрена ответственность не только за передачу, но и за получение соответствующих предметов или веществ с целью их выноса за пределы следственного изолятора, исправительного учреждения или арестного дома. Согласно ст. 3 вышеуказанного Закона от 31.12.2006 N 208-З до приведения законодательства Республики Беларусь в соответствие с КоАП и ПИКоАП акты законодательства Республики Беларусь применяются в той части, в которой они им не противоречат.
Пока будут приводиться в соответствие несоответствия, ст. 412 УК может быть применена в случае наличия признаков административной преюдиции только при повторной передаче запрещенных предметов или веществ лицу, содержащемуся в следственном изоляторе или ином месте лишения свободы. Кроме того, положения ст. 24.11 нового КоАП имеют обратную силу по отношению к норме, содержащейся в ст. 169 КоАП 1984 года (в ред. Закона от 04.01.2003 N 173-З), формулировка противоправности нарушения в которой была подобной положениям действующей редакции ст. 412 УК.
Среди уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за преступления с административной преюдицией, десять норм преюдициально связаны с нормами нового КоАП, в санкциях которых, помимо взысканий, установленных для физических лиц либо индивидуальных предпринимателей, впервые предусмотрены административные взыскания в отношении юридических лиц. Административная ответственность юридических лиц — особая проблема в административном праве. При различных подходах в обосновании административной ответственности юридических лиц <14> большинство правоведов, изучавших этот вопрос, считают, что административная ответственность юридического лица находится в зависимости от виновного поведения представителя юридического лица.
<14> Овчарова Е.В. Административная ответственность юридических лиц: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.14 / Е.В.Овчарова; Ин-т гос. и права РАН. — М., 2001. — С. 13.
Назаров И.В. Административная ответственность организаций (юридических лиц): автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.14 / И.В.Назаров; Воронеж. гос. ун-т. — Нижний Новгород, 2002. — С. 20.
Деревянко Л.А. Административные правонарушения в сфере экологии: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.14 / Л.А.Деревянко; Акад. упр. МВД России. — М., 2003. — С. 12.
Плетенев Д.А. Проблемы административной ответственности юридических лиц: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.14 / Д.А.Плетенев; Бел. гос. ун-т. — Минск, 2004. — С. 7 — 15.
Аникеенко, Ю.Б. Административная ответственность юридических лиц (материально-правовое исследование): автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.14 / Ю.Б.Аникеенко; Уральск. гос. юрид. акад. — Екатеринбург, 2005. — С. 18 — 21.
Есть основания предполагать, что правовая конструкция административной ответственности юридического лица, закрепленная в новом КоАП, создаст ряд проблем в правоприменительной деятельности. Особенно это связано с вопросом установления субъективной стороны правонарушения юридического лица. Законодательное определение вины юридического лица (ст. 3.5 КоАП) практически отождествляется с противоправностью правонарушения (ст. 2.1 КоАП). Установление вины юридического лица будет сводиться фактически к констатации события — непредотвращения соответствующего нарушения. Правовая конструкция административной ответственности юридического лица построена в КоАП на объективном вменении. Особенно ярко это просматривается в положениях ч. 3 — 6 ст. 4.8 КоАП, распространяющих административную ответственность на юридических лиц при их реорганизации. Объективное вменение предопределяет и формальный подход к назначению меры административного взыскания юридическому лицу.
Если исходить из посылки о том, что вина юридических лиц в административном процессе должна устанавливаться опосредованно через вину должностных лиц соответствующего юридического лица, то возникает вопрос о том, есть ли основания привлекать к административной ответственности юридическое лицо, когда его должностное лицо совершило преступление, в том числе преступление с административной преюдицией (например, незаконное использование объектов авторского права (ч. 2 ст. 201 УК). Е.В.Овчарова, допуская такую возможность, весьма пространно ее обосновывает: в случае совершения должностным лицом уголовного преступления его объект и объективная сторона являются едиными с составом административного правонарушения юридического лица, а субъект и субъективная сторона существуют самостоятельно <15>. При таком подходе административную ответственность юридических лиц можно объяснить и для случаев совершения представителем юридического лица дисциплинарного проступка или гражданско-правового деликта. Косвенно ответ на этот вопрос содержится в ч. 7 ст. 4.8 КоАП, в которой отмечено, что юридическое лицо не освобождается от административной ответственности, если должностное лицо было привлечено к административной ответственности за соответствующее правонарушение.
<15> Овчарова Е.В. Административная ответственность юридических лиц: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.14 / Е.В.Овчарова; Ин-т гос. и права РАН. — М., 2001. — С. 13
Следует обратить внимание и на иные нормы нового КоАП, конкурирующие с нормами УК Республики Беларусь, не предусматривающими административной преюдиции.
Необходимо отметить, что отличие административных правонарушений от преступлений в законе в основном построено на степени (размере) причиненного вреда. Законодательное определение в УК и КоАП многих противоправных деяний не создает для органа, ведущего административный или уголовный процесс, каких-то особых проблем в отграничении преступления от соответствующего административного правонарушения. Во многих статьях КоАП непосредственно указано на незначительность причиненного вреда, т.е. вреда, не свойственного преступлению (умышленное причинение телесного повреждения (ст. 9.1); мелкое хищение (примечание к ст. 10.5); причинение имущественного ущерба (ст. 10.7); умышленное уничтожение либо повреждение имущества (ст. 10.9); нарушение правил дорожного движения, повлекшее причинение потерпевшему легкого телесного повреждения, повреждение транспортного средства или иного имущества (ст. 18.17) и др.).
Вместе с тем в некоторых статьях (частях статей) КоАП законодатель обращает внимание правоприменителя на необходимость отграничения административных правонарушений от преступлений путем указания в соответствующей административно-правовой норме специальной оговорки: «если в этих действиях нет состава преступления» либо «если это деяние не влечет уголовной ответственности» (ст. 9.10, 9.23, 11.6, 11.18, 11.23, 11.53, 12.7, 12.10, 14.4, 22.13). Однако избирательность применения в нормах КоАП такого рода оговорок не совсем понятна. Например, в ст. 11.18 КоАП отмечено, что ответственность за уклонение от погашения кредиторской задолженности наступает в случае, если в этих действиях нет состава преступления. Соответствующий состав преступления находится в ст. 242 УК. Уголовная ответственность по ст. 242 УК наступает при уклонении от погашения кредиторской задолженности в крупном размере. Но возьмем, например, другое правонарушение против порядка осуществления экономической деятельности — лжепредпринимательство (ст. 12.12 КоАП, ст. 234 УК). В статье 12.12 КоАП нет оговорки «если в этих действиях нет состава преступления». Вместе с тем ответственность по ст. 234 УК наступает в случае, если лжепредпринимательство повлекло причинение ущерба в крупном размере.
Необходимо отметить, что дела об административных правонарушениях в указанных статьях КоАП в соответствии с ч. 1 ст. 3.2 ПИКоАП отнесены к подведомственности общего суда. Исключением является лишь осуществление незаконных финансовых операций (ст. 11.53 КоАП), которое согласно ст. 3.7 ПИКоАП рассматривают органы Комитета государственного контроля Республики Беларусь. Судья в силу специфики своей деятельности всегда должен понимать и толковать противоправность соответствующего поведения в системе норм действующего законодательства. Например, отсутствие в ст. 10.6 КоАП, предусматривающей ответственность за присвоение найденного заведомо чужого имущества или клада, нормативной оговорки «если в этих действиях нет состава преступления» не создает каких-то дезориентирующих предпосылок. Опытному правоведу понятно, что ответственность по ст. 215 УК будет наступать лишь в случае, если стоимость присвоенного чужого имущества составит особо крупный размер.
Представляется, что подобные нормативные оговорки уместно было бы поместить в статьи КоАП об административных правонарушениях, дела о которых подведомственны иным должностным лицам, ведущим административный процесс. К примеру, дела о нарушении требований пожарной безопасности в лесах или на торфяниках (ст. 15.29 КоАП) рассматривают органы Министерства лесного хозяйства (ст. 3.19 ПИКоАП). Часть 2 ст. 15.29 КоАП устанавливает ответственность за нарушение требований пожарной безопасности в лесах или на торфяниках, повлекшее уничтожение или повреждение леса либо торфяников. Но ответственность за уничтожение или повреждение торфяников в результате неосторожного обращения с огнем установлена и в ст. 270 УК, а за уничтожение или повреждение леса в результате неосторожного обращения с огнем — в ст. 276 УК. Должностное лицо Министерства лесного хозяйства, уполномоченное на рассмотрение такого рода дел, должно знать нормы действующего законодательства, предусматривающие различные варианты законодательного определения противоправности. Это относится и к преступлениям, обусловленным административной преюдицией. Например, административное дело о нарушении правил охраны недр (ст. 15.20 КоАП) рассматривает административная комиссия районного (городского) исполнительного комитета или администрации района. Но нарушение правил охраны недр, совершенное в течение года после наложения административного взыскания за такое же нарушение, согласно ч. 1 ст. 271 УК является уже преступлением.
Анализ некоторых норм КоАП показывает, что определение административной противоправности некоторых деяний порождает проблему отграничения административного правонарушения от преступления. Так, согласно ст. 9.7 КоАП одним из альтернативных вариантов административного правонарушения является принуждение к участию в собрании, митинге, демонстрации, шествии или пикетировании. Статья 196 УК предусматривает уголовную ответственность за принуждение к участию в названных мероприятиях в случае, если способом принуждения являлось применение к потерпевшему физического насилия либо существовала реальная угроза его применения. Сопоставляя нормы, предусмотренные ст. 196 УК и ст. 9.7 КоАП, можно предположить, что в административно-правовом порядке в данном случае ответственность должна наступать при наличии иных способов принуждения: угрозы уничтожения или повреждения имущества потерпевшего, шантажа, угрозы ущемления прав, свобод и законных интересов потерпевшего. Однако систематическое толкование правовых норм дает основание для иного вывода. Дело в том, что принуждение лица к выполнению или невыполнению какого-либо действия, сопряженное с соответствующим видом угрозы, является существенным нарушением личной свободы человека (в том числе и гарантированной ст. 35 Конституции Республики Беларусь свободы собраний, митингов, уличных шествий, демонстраций и пикетирования). Учитывая характер общественной опасности принуждения, законодатель предусмотрел в УК общую норму (ст. 185 УК), которая охватывает те варианты принуждения, которые не предусмотрены в иных нормах Особенной части УК. Установление административной ответственности за принуждение к участию в митинге или ином мероприятии вызывает сомнение в обоснованности установления такого рода административно-правового запрета и порождает коллизию между уголовно-правовой и административно-правовой нормой. Эта проблема относится также и к принуждению граждан к их объединению в политические партии и иные общественные объединения (ст. 9.8 КоАП). Следует заметить, что в КоАП 1984 года не предусматривалась административная ответственность за принуждение к совершению каких-либо действий.
Есть основания говорить и о конкуренции некоторых положений, содержащихся в ст. 193-1 УК и ст. 9.9 КоАП. В части первой ст. 9.9 КоАП, в частности, предусмотрена административная ответственность за руководство религиозной организацией без государственной регистрации в установленном порядке. Одним из вариантов преступного поведения, указанного в ч. 1 ст. 193-1 УК, является организация деятельности либо участие в деятельности религиозной организации, не прошедшей в установленном порядке государственную регистрацию. Следует полагать, что к руководству религиозной организацией необходимо относить действия, направленные на управление деятельностью фактически созданной религиозной организации. В сопоставляемых нормах есть формальное различие в терминологии. В уголовном праве применительно к статьям УК, в которых употребляются термины «организация» или «руководство» какой-либо деятельностью, этим терминам придаются разные значения <16>.
<16> Постановление Пленума Верховного Суда Республики Беларусь от 25.09.2003 г. N 9 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с созданием и деятельностью организованных групп, банд и преступных организаций» // Судовы веснiк. — 2003. — N 4. — С. 4 — 5.
Уголовное право. Общая часть: Учебник / Под общ. ред. В.М.Хомича. — Мн.: Тесей, 2002. — С. 201.
Уголовное право Республики Беларусь. Особенная часть: Учеб. пособие / Под ред. Н.А.Бабия, И.О.Грунтова. — Мн.: Новое знание, 2002. — С. 219.
Однако в УК есть нормы, в которых речь идет только об организации соответствующей деятельности (например, ст. 293, 332, 342, 371-1 УК). В таких случаях в источниках доктринального толкования уголовного закона правоведы понятие «организации» соответствующей деятельности трактуют расширительно: к «организации» относят и «руководство» такой деятельностью <17>. Если признавать, что руководство незарегистрированной религиозной организацией не подпадает под признаки «организации деятельности», то тогда непонятно, почему рядовое участие в деятельности незарегистрированной религиозной организации является преступлением (ст. 193-1 УК), а руководство такой организацией — административным правонарушением? Но если считать, что «руководство» в данном случае есть форма «организации деятельности», то возникает вопрос о том, какая норма должна применяться в случае такого варианта нарушения законодательства о свободе вероисповеданий и религиозных организациях: ч. 1 ст. 9.9 КоАП либо ст. 193-1 УК? Следует отметить, что указанное противоречие возникло еще в период действия ст. 193 КоАП 1984 года: с момента, кода вступил в силу Закон Республики Беларусь от 15.12.2005 N 71-З «О внесении дополнений и изменений в некоторые законодательные акты Республики Беларусь по вопросу усиления ответственности за деяния, направленные против человека и общественной безопасности».
<17> Комментарий к Уголовному кодексу Республики Беларусь / Под общ. ред. А.В.Баркова. — Мн.: Тесей, 2003. — С. 777, 892, 915, 973.
Имеются основания полагать, что существует коллизия между нормами, предусмотренными ст. 435 УК и ч. 3 ст. 25.1 КоАП. Она также возникла в период действия КоАП 1984 года, Законом Республики Беларусь от 19.07.2005 N 40-З «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Беларусь по вопросам воинской обязанности» была изменена редакция ст. 190-7 КоАП 1984 года. В этой статье была предусмотрена административная ответственность за неявку в военный комиссариат на мероприятия призыва на воинскую службу. Содержание гипотезы и диспозиции ст. 190-7 КоАП 1984 года было воспроизведено в ч. 3 ст. 25.1 нового КоАП. Но Законом от 19.07.2005 N 40-З была изменена и редакция ст. 435 УК, в которой была установлена ответственность за уклонение от мероприятий призыва на воинскую службу. В отличие от ч. 1 ст. 435 УК, в которой уголовная противоправность сформулирована в обобщенной форме, в ч. 3 ст. 25.1 действующего КоАП административная противоправность определена более четкими признаками.
- Во-первых, неявка на мероприятие по призыву на воинскую службу имеет место в случае, если лицо вызывалось на соответствующее мероприятие повесткой (направлением) военного комиссариата либо был просрочен срок явки, установленный законодательством Республики Беларусь.
- Во-вторых, неявка на мероприятие призыва признается противоправной при отсутствии уважительных причин.
- В-третьих, в ч. 3 ст. 25.1 КоАП имеется важная оговорка о том, что «если данная неявка не воспрепятствовала принятию и (или) реализации решения призывной комиссии (военного комиссара) об исполнении гражданином воинской обязанности».
Кроме того, нормы, предусмотренные ст. 435 УК и ч. 3 ст. 25.1 КоАП, имеют бланкетный характер. Противоправность в этом случае уточняется положениями Закона Республики Беларусь от 05.11.1992 N 1914-XII «О воинской обязанности и воинской службе». Согласно ст. 34 данного Закона к мероприятиям призыва относятся: явка на медицинское освидетельствование (обследование); проведение медицинского освидетельствования (обследования); заседание призывной комиссии; явка призванных граждан в военный комиссариат, на призывной (сборный) пункт для отправки к месту срочной военной службы, службы в резерве и нахождение в военном комиссариате, на призывном (сборном) пункте до отправки к месту срочной военной службы, службы в резерве; отправка призванных граждан к месту срочной военной службы, службы в резерве.
Статья 39 данного Закона, возлагая на граждан, подлежащих призыву на военную службу или службу в резерве, обязанность являться по повестке (направлению) военного комиссариата на соответствующее мероприятие по призыву, содержит норму отсылочного характера: «В случае неявки граждан без уважительных причин на мероприятия по призыву на военную службу, службу в резерве по повестке (направлению) военного комиссариата или в сроки, установленные настоящим Законом, эти граждане считаются уклоняющимися от исполнения воинской обязанности и привлекаются к ответственности в соответствии с законодательством Республики Беларусь». Если неявка на мероприятие по призыву приравнивается к уклонению от исполнения воинской обязанности, то возникает вопрос о том, к какой ответственности привлекать гражданина в данном случае: к уголовной или административной? Напомню, что Законом от 19.07.2005 N 40-З из ч. 1 ст. 435 УК был исключен признак административной преюдиции.
Проблемы аналогичного порядка будут возникать и при рассмотрении дел об административных правонарушениях, подведомственных хозяйственному суду. В части 2 ст. 3.2 ПИКоАП указан исчерпывающий перечень административных правонарушений, дела о которых рассматриваются единолично судьей хозяйственного суда. При привлечении соответствующего лица к административной ответственности судья хозяйственного суда должен первоначально выяснить правильность квалификации правонарушения. При решении этого вопроса важное значение приобретает понимание судьей хозяйственного суда отличительных признаков, позволяющих разграничить соответствующее административное правонарушение от преступления. Квалификация правонарушения судьей хозяйственного суда будет правильной при условии, если понимание и толкование признаков соответствующего правонарушения будет им осуществляться в системе норм действующего административного и уголовного законодательства.
Усвоение отличительных признаков административного правонарушения от преступления имеет правовое значение не только в аспекте юридической оценки соответствующего поведения, но и в процессуальном аспекте — подведомственности дела. В статье 3.32 ПИКоАП указано, что если при рассмотрении дела об административном правонарушении суд придет к выводу о том, что в правонарушении содержатся признаки преступления, он передает материалы этого дела прокурору, органам, уполномоченным осуществлять предварительное следствие и дознание.
Анализ положений ст. 3.2 ПИКоАП показывает, что по некоторым делам об административных правонарушениях существует коллизия по вопросу о подведомственности. Так, административное дело об уклонении от погашения кредиторской задолженности (ст. 11.18) согласно ч. 1 ст. 3.2 ПИКоАП подведомственно судье общего суда. Но согласно ч. 2 ст. 3.2 ПИКоАП это дело может рассматривать и судья хозяйственного суда. Статья 3.32 ПИКоАП не содержит правила, позволяющего разрешить данную коллизию. Думается, что в этой ситуации приоритет в подведомственности должен определяться в пользу хозяйственного суда. Правонарушение, ответственность за которое предусмотрена в ст. 11.18 КоАП, по своему характеру является экономическим. Субъектом административной ответственности в данном случае является индивидуальный предприниматель или должностное лицо юридического лица. Согласно ст. 2 ХПК Республики Беларусь правосудие в сфере предпринимательской и иной хозяйственной (экономической) деятельности осуществляется хозяйственными судами по правилам, установленным законодательством. Одной из задач судопроизводства в хозяйственных судах является содействие укреплению законности и предупреждению правонарушений в сфере предпринимательской и иной хозяйственной (экономической) деятельности (ст. 4 ХПК).
При отграничении умышленного преступления от соответствующего административного правонарушения, совершенного физическим лицом или индивидуальным предпринимателем, судьям хозяйственного суда следует особое внимание обращать на направленность умысла виновного лица. Так, ст. 12.7 КоАП устанавливает административную ответственность за незаконную предпринимательскую деятельность. Согласно ч. 2 ст. 3.2 ПИКоАП дела об административных правонарушениях, предусмотренных частями 1, 2 и 4 ст. 12.7 КоАП, рассматриваются судьей хозяйственного суда. По общему правилу, уголовная ответственность за предпринимательскую деятельность, осуществляемую без государственной регистрации или специального разрешения (лицензии), наступает тогда, когда такая деятельность сопряжена с получением дохода в крупном или особо крупном размере (ч. 1 или ч. 2 ст. 233 УК). Но при разграничении в этом случае административной и уголовной противоправности недостаточно руководствоваться только констатацией размера полученного дохода. Поскольку рассматриваемое правонарушение является умышленным, на квалификацию незаконной предпринимательской деятельности оказывает влияние направленность умысла лица. На это обстоятельство было обращено особое внимание Пленумом Верховного Суда Республики Беларусь в постановлении от 28.06.2001 N 6 «О судебной практике по делам о незаконной предпринимательской деятельности». В пункте 8 данного постановления указано, что если соответствующий размер дохода не был получен виновным в связи с наступлением обстоятельств, не зависящих от его воли (например, в связи с пресечением незаконной предпринимательской деятельности), такие действия подлежат квалификации как покушение на незаконную предпринимательскую деятельность (ч. 1 ст. 14 и ч. 1 либо ч. 2 ст. 233 УК). Кроме того, на квалификацию в данном случае влияют и некоторые иные признаки. Уголовная ответственность по ч. 2 ст. 233 УК за незаконную предпринимательскую деятельность, осуществляемую лицом, ранее судимым за данное преступление, а также по ч. 3 ст. 233 УК за осуществление такой деятельности организованной группой, наступает независимо от размера полученного дохода.
При рассмотрении судьей хозяйственного суда некоторых дел об административных правонарушениях следует обращать внимание на признаки, наличие которых свидетельствует об уголовной противоправности соответствующего деяния. Так, часть 1 ст. 12.13 КоАП устанавливает ответственность за сокрытие имущества или имущественных обязательств, сведений об имуществе, о его размере, местонахождении либо иной информации об имуществе, передачу имущества в иное владение, отчуждение или уничтожение имущества, а равно сокрытие, уничтожение, фальсификацию бухгалтерских и иных учетных документов, если эти действия совершены при экономической несостоятельности (банкротстве) или в предвидении экономической несостоятельности (банкротства). Следует иметь в виду, что сокрытие, сбыт или уничтожение имущества должника в крупном размере индивидуальным предпринимателем или должностным лицом юридического лица, которым грозит банкротство, при наличии цели срыва или уменьшения возмещения убытков кредитору образует собой преступление, предусмотренное ст. 241 УК, а фальсификация бухгалтерской отчетности индивидуальным предпринимателем или должностным лицом юридического лица, являющимися несостоятельными должниками, если это повлекло причинение ущерба кредиторам в крупном размере, должна влечь уголовную ответственность за сокрытие банкротства (ст. 239 УК).
Вариантом проявления неуважения к суду согласно ст. 24.1 КоАП является «совершение иных действий, свидетельствующих о явном пренебрежении к суду». Явным пренебрежением к суду является оскорбление судьи, угроза насилием, уничтожением или повреждением имущества либо шантаж в отношении судьи или близкого ему лица, совершенные в связи с осуществлением судьей правосудия. Такого рода действия не будут подпадать под признаки административного правонарушения, предусмотренного ст. 24.1 КоАП, поскольку содеянное в таком случае будет образовывать признаки преступлений, предусмотренных ст. 389 или ст. 391 УК.
При рассмотрении дел об административных правонарушениях, подведомственных хозяйственному суду, судья должен знать, что определение административной противоправности некоторых деяний порождает проблему отграничения административного правонарушения от преступления. Например, в ч. 3 ст. 11.4 КоАП установлена административная ответственность за нарушение установленного порядка обращения с редкоземельными металлами, драгоценными металлами и драгоценными камнями во всех видах и состояниях, в том числе с изделиями из них, изделиями или ломом и отходами, их содержащими, либо правил их учета, хранения или сбора, а равно нарушение правил сдачи их на переработку или в Государственный фонд драгоценных металлов и драгоценных камней Республики Беларусь. Конкуренция норм возникает относительно нарушения физическими лицами установленного порядка обращения с драгоценными металлами и драгоценными камнями во всех видах и состояниях. Уголовная ответственность за нарушение правил о сделках с драгоценными металлами и камнями предусмотрена ст. 223 УК. Данная уголовно-правовая норма является бланкетной. Определение противоправности в этом случае конкретизируется в Правилах совершения сделок с драгоценными металлами и камнями, утвержденными постановлением Совета Министров Республики Беларусь от 25.11.1999 N 1838. В пункте 3 указанных Правил предусмотрено общее положение, согласно которому право совершения на территории Республики Беларусь операций по покупке у физических лиц и по продаже им драгоценных металлов в виде банковских и мерных слитков золота, серебра и платины, а также монет из драгоценных металлов (золота, серебра, платины) старой и современной чеканки принадлежит Национальному банку, а также уполномоченным банкам и юридическим лицам, имеющим на это соответствующие разрешения (лицензии) уполномоченных государственных органов.
В названии ст. 11.4 КоАП использован термин «нарушение порядка деятельности». Согласно ст. 2 Закона Республики Беларусь от 21.06.2002 N 110-З «О драгоценных металлах и драгоценных камнях» деятельность с драгоценными металлами и драгоценными камнями включает «действия, связанные с переходом права собственности и иных имущественных прав на драгоценные металлы и драгоценные камни (обращение драгоценных металлов и драгоценных камней), включая залог драгоценных металлов и драгоценных камней, сбор, скупку лома и отходов, содержащих драгоценные металлы и драгоценные камни». Кроме того, законодательное определение административного правонарушения, приведенное в ч. 1 ст. 11.4 КоАП, показывает, что даже сам факт приставания к гражданам с целью купли-продажи, например, монет из драгоценных металлов является нарушением порядка деятельности с драгоценными металлами. В рассматриваемом аспекте возникает вопрос, какой нормой следует руководствоваться при нарушении физическим лицом установленного порядка обращения с драгоценными металлами и драгоценными камнями: ч. 3 ст. 11.4 КоАП либо ст. 223 УК?
Анализ норм УК и КоАП показывает и иные противоречия, изложить которые не представляется возможным в рамках одной статьи. Главное, на что хотелось бы обратить внимание: существующие коллизии между нормами УК и КоАП, несомненно, порождают вопрос о том, каким правилом (принципом) следует руководствоваться при разрешении такого рода коллизий в целях правильной правовой оценки соответствующего поведения.
В части 2 ст. 9 КоАП 1984 года было закреплено положение о том, что «административная ответственность за правонарушения, предусмотренные статьями Особенной части настоящего Кодекса, наступает, если эти правонарушения по своему характеру не влекут за собой в соответствии с действующим законодательством уголовной ответственности». Подобного положения, указывающего на приоритет уголовной ответственности, в новом КоАП не содержится.
В пункте 9 ч. 1 ст. 9.6 ПИКоАП одним из обстоятельств, исключающим административный процесс в отношении физического лица, является «наличие по данному факту уголовного дела». Представляется, что п. 9 ч. 1 ст. 9.6 ПИКоАП не дает оснований говорить о приоритете уголовно-правовой нормы в случаях, когда имеет место коллизия между нормой УК и нормой КоАП. В противном случае вопрос о том, является ли совершенное деяние административным правонарушением или преступлением, будет решаться по усмотрению правоприменителя.
Представляется, что возбуждение уголовного дела при наличии коллизии между уголовно-правовой и административно-правовой нормами будет порождать предпосылку нарушения презумпции невиновности. Такого рода коллизия неизбежно будет вызывать сомнение в обоснованности предъявления обвинения, которое согласно ч. 3 ст. 16 УПК должно толковаться в пользу обвиняемого.
Существующие коллизии между уголовно-правовой и административно-правовой нормами в части определения противоправности деяния должны упраздняться законодательным путем. До законодательного разрешения такого рода коллизий содеянное, представляется, должно признаваться административным правонарушением.