Как известно, угроза как способ совершения преступления характеризуется оказанием такого воздействия на психику человека, при котором он подчиняет свою волю требованиям угрожающего <1>. Психическое насилие, характеризующееся воздействием на психику человека и осуществляемое против его воли, стало одним из массовых преступлений в сегодняшней повседневной действительности. В преступлениях против собственности угроза может служить одним из способов завладения имуществом:
- угроза применения насилия, неопасного для жизни и здоровья потерпевшего (грабеж);
- угроза применения насилия, опасного для жизни и здоровья потерпевшего (разбой);
- угроза применения насилия к потерпевшему или его близким, уничтожения или повреждения их имущества, распространения клеветнических сведений или оглашения иных сведений, которые они желают сохранить в тайне (вымогательство).
<1> См.: Фомичева М.А. Угроза как способ совершения преступления: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08. — М., 2008. — С. 12 — 13; Радостева Ю.В. Уголовно-правовое понятие насилия: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08. — Екатеринбург, 2006. — С. 24 — 25.
Однако, как свидетельствует практика, завладение имуществом потерпевших под угрозой применения насилия сопряжено с многочисленными трудностями квалификации и изучение данного вопроса представляет немалый интерес для теории уголовного права. В первую очередь необходимо сопоставить между собой угрозу применения насилия при грабеже и разбое.
При грабеже угроза применения насилия не опасна для жизни и здоровья потерпевшего и характеризуется угрозой причинения потерпевшему легких телесных повреждений, не способных повлечь за собой кратковременное расстройство здоровья либо незначительную стойкую утрату трудоспособности, нанесения побоев или совершения иных насильственных действий, связанных с причинением потерпевшему физической боли либо с ограничением его свободы (угроза избить, связать).
При разбое угроза применения насилия опасна для жизни и здоровья потерпевшего и характеризуется угрозой причинения потерпевшему легких телесных повреждений, способных повлечь за собой кратковременное расстройство здоровья либо незначительную стойкую утрату трудоспособности, или телесного повреждения большей степени тяжести, а равно любого иного насилия, способного создать реальную опасность для жизни или здоровья потерпевшего (угроза убийством).
Таким образом, выражая угрозу, виновное лицо стремится запугать, устрашить потерпевшего и тем самым подавить его волю <2>, принудить к передаче имущества или неоказанию сопротивления при его преступном завладении. По форме угроза может быть выражена действием, словами, жестом, демонстрацией оружия, устно или письменно, и она обязательно должна быть непосредственной, т.е. адресоваться при личном контакте лиц. Более того, угроза должна быть реальной и угрожать немедленным применением насилия. Вместе с тем на практике зачастую крайне сложно определить степень угрозы применения насилия к лицу с целью завладения его имуществом.
<2> См.: Владимиров В.А. Квалификация похищений личного имущества. — М., 1974. — С. 72.
Так, гражданин Г. совместно с другими не установленными следствием лицами в помещении общественной уборной сорвал с руки Б. часы и из кармана его пиджака вытащил деньги в тот момент, когда один из преступников держал над головой потерпевшего бутылку, угрожая нанести ему удар. Судом Г. был признан виновным в грабеже.
В другом случае Ч. был признан виновным в том, что у себя дома по угрозой физической расправы совместно с М. и Г. изнасиловал П. Во время насилия над П. гражданин Ч. похитил из ее сумки крупную денежную сумму, а когда потерпевшая потребовала возврата денег, пригрозил ей ножом, приставив его к горлу П. Судебная коллегия по уголовным делам, переквалифицируя действия Ч. по факту завладения деньгами с разбоя на грабеж, указала, что действия Ч. не образуют состава разбоя, поскольку они были совершены после похищения денег и с целью запугать потерпевшую <3>.
<3> В.В.Ераксин, не соглашаясь с подобной квалификацией в двух вышеприведенных примерах, полагает, что в данных ситуациях угроза применения физического насилия, опасная для жизни и здоровья потерпевших, была выражена вполне определенно, в связи с чем такие действия необходимо рассматривать как разбой (см.: Ераксин В.В. Ответственность за грабеж. — М., 1972. — С. 88).
Например, районным судом Ж. и Ш. признаны виновными в совершении разбойного нападения на Т. с проникновением в жилище. Мотивируя квалификацию содеянного как разбой, суд указал, что виновные завязали глаза и руки потерпевшему. Эти действия суд посчитал угрозой применения насилия, опасного для жизни и здоровья потерпевшего. Вышестоящая судебная инстанция приговор изменила, указав, что каких-либо доказательств, свидетельствующих о том, что связывание рук и ног потерпевшего, а также завязывание ему глаз угрожало жизни и здоровью потерпевшего, не приведено, вследствие чего действия Ж. и Ш. необходимо квалифицировать как грабеж.
Как видно, определить степень угрозы (т.е. наличия грабежа или разбоя) не так просто.
Безусловно, когда мы имеем дело с явно выраженной формой угрозы («убью», «зарежу» и т.д.), то разбой очевиден по причине наличия угрозы применения к потерпевшему насилия, опасного для жизни и здоровья. Однако на деле обстоит не все так просто. Например, фразу: «Отдавай деньги, а иначе я ударю тебя» — можно расценить и как угрозу применения насилия, неопасного для жизни и здоровья (удар кулаком в глаз может повлечь просто физическую боль), или же как угрозу применения насилия, действительно опасного для жизни и здоровья потерпевшего.
Вместе с тем угроза может быть как определенной, так и неопределенной («я тебе покажу», «хуже будет», «а не то пожалеешь», «изобью» и т.д.). В подобных ситуациях преступник не высказывает намерения убить потерпевшего, причинить ему тяжкие телесные повреждения, не демонстрирует перед потерпевшим оружие и т.п.
Итак, в настоящее время доктриной уголовного права разработано несколько подходов в оценке степени опасности угрозы применения насилия.
Первый критерий исходит из оценки самого потерпевшего <4>. Основываясь именно на том, каким образом угрозу применения насилия воспринимал потерпевший, и предлагается действия виновного квалифицировать как грабеж или разбой. Вместе с тем не следует забывать, что зачастую потерпевшие склонны переоценивать угрожающую им опасность. И в данном случае вывод о характере насилия, которым угрожал преступник, должен основываться не на предположениях, а на подтверждающих этот вывод объективных данных <5>. Следовательно, угроза применения насилия должна быть не воображаемой, а реальной, т.е. такая угроза должна создать у потерпевшего убеждение, что при противодействии преступнику или невыполнении его требований она будет реализована. О реальности угрозы следует говорить тогда, когда она содержит в себе действительную опасность немедленного применения насилия.
<4> См.: Кудашев Ш. Грабеж или разбой? // Законность. — 2007. — N 6. — С. 45; Научно-практический комментарий Уголовного кодекса Украины от 05.04.2001 / под ред. Н.И.Мельника, Н.И.Хавронюка. — Киев, 2002. — С. 500.
<5> Тишкевич И.С. Уголовная ответственность за посягательства на социалистическую собственность. — Минск, 1984. — С. 68.
Однако может ли потерпевший действительно различить, является ли высказываемая угроза опасной или неопасной для его жизни и здоровья? Дело в том, что его психическое состояние во время совершения преступления является особым, и фактически любую угрозу он может воспринимать как опасную для жизни и здоровья. Например, по данным С.И.Кириллова из числа опрошенных им потерпевших от грабежей 85% воспринимали угрозу как весьма опасную для жизни и здоровья <6>. Из этого положения напрашивается обоснованный вопрос: а каким образом сегодня реально можно определить степень опасности угрозы насилия?
<6> См.: Кириллов С.И. Основы теории криминологического исследования корыстно-насильственных преступлений и их предупреждение: автореф. дис. … д-ра юрид. наук: 12.00.08. — М., 1999. — С. 12 — 14.
Так, суд Московского района г. Бреста при постановлении приговора в отношении Я. переквалифицировал его действия с ч. 2 ст. 207 Уголовного кодекса Республики Беларусь (далее — УК) на ч. 2 ст. 206 УК, исключив из обвинения угрозу применения насилия, опасного для жизни и здоровья. Признав достоверным показания потерпевшего К. о высказанных ему Я. и иным лицом угрозах «зарезать», суд одновременно указал, что не представлено доказательств, подтверждающих реальность этой угрозы и намерений ее немедленного применения, хотя потерпевший последовательно утверждал, что виновные, требуя денег, избивали его руками и ногами, угрожали «зарезать»; угрозы убийством К. воспринимал реально и опасался применения в отношении себя опасного для жизни насилия. При таких обстоятельствах работники прокуратуры считают, что угроза в адрес потерпевшего была налицо (реальной и действительной), а исключение этого признака разбоя было необоснованным <7>.
<7> Трипузова А. Разбой: основные ошибки в квалификации // Законность и правопорядок. — 2007. — N 2. — С. 22.
В то же время необходимо учитывать, что иногда даже при очевидно выраженной угрозе применения насилия, опасного для жизни и здоровья («убью», «зарежу»), потерпевший может не опасаться ее реализации, т.е. в данном случае потерпевший не воспринимает угрозу как реальную. Субъективное восприятие потерпевшим насильственных действий угрожающего может служить основанием лишь для признания такой угрозы опасной для жизни и здоровья лица, которая находит свое объективное подтверждение в действительности, а не в представлении виновного.
Граждане К. и Г. в целях ограбления проникли в дом О. Войдя в жилое помещение, К. направился к О., держа в руке ключ, который О. приняла за нож. Гражданка О. отступила в комнату, а К. последовал за ней и стал требовать у нее деньги, приказав не кричать. Действия К. первоначально судом были расценены как разбой, т.к. О. реально воспринимала угрозу и существовала опасность для ее жизни и здоровья. Переквалифицируя действия К. с разбоя на грабеж, вышестоящая судебная инстанция указала, что нападение с целью завладения имуществом, совершенное с использованием предметов, ошибочно принятых потерпевшей за оружие, может рассматриваться как разбой лишь в том случае, если действия виновного были заведомо рассчитаны на восприятие этих предметов как представляющих опасность для жизни или здоровья <8>.
<8> Кригер Г.А. Квалификация хищений социалистического имущества. — М., 1974. — С. 133 — 134.
Второй критерий базируется на том, что при определении степени опасности угрозы применения насилия необходимо учитывать совокупность обстоятельств: место, время, количество угрожавших, используемые орудия и предметы, возможность оказания сопротивления и т.д. Однако свидетельством того, что и эти признаки понимаются по-разному, говорят следующие примеры.
Так, вечером, в начале одиннадцатого, к сторожу мехдвора СПК «Чырвоны маяк» зашли двое людей в масках и привязали его к льноуборочному комбайну, а сами расположились рядом. В это время еще несколько преступников (по показаниям сторожа пять человек) завели трактор МТЗ-82 и угнали его с территории мехдвора. Органами предварительного следствия (несмотря на количество нападавших, время суток и т.д.) было возбуждено уголовное дело по ч. 2 ст. 206 УК (грабеж).
Заблудившись в лесу, грибник К. к вечеру вышел на поляну, где увидел троих молодых людей, кидавших в дерево ножи. Подростки молча подошли к нему и отобрали бинокль и компас. Вскоре они были задержаны, а впоследствии осуждены за разбойное нападение, несмотря на доводы адвокатов, просивших переквалифицировать действия своих подзащитных на грабеж. Вынося приговор, суд учел позднее время совершения разбоя на уединенной поляне в глухом лесу, осознание нападавшими того, что потерпевший видел в их руках ножи, которыми они, однако, непосредственно в момент нападения не угрожали <9>.
<9> См.: Яни П.С. Мошенничество и иные преступления против собственности: уголовная ответственность. — М., 2002. — С. 50.
Сегодня судебно-следственная практика старается придерживаться критерия, согласно которому предъявление требования передачи имущества под угрозой немедленного применения насилия с использованием холодного или огнестрельного оружия должно рассматриваться как разбой. Так, если лицо лишь демонстрировало оружие или угрожало заведомо негодным или незаряженным оружием либо имитацией оружия (макетом пистолета, игрушечным кинжалом и т.п.) и не намеревалось использовать эти предметы для причинения телесных повреждений, опасных для жизни или здоровья, то его действия следует квалифицировать как разбой. Но если потерпевший понимал, что ему угрожают негодным или незаряженным оружием либо его имитацией, то такого рода случаи подлежат квалификации как грабеж <10>.
<10> Именно такое положение содержится в п. 23 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27.12.2002 N 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже, разбое» и в п. 21 нормативного постановления Верховного Суда Республики Казахстан от 11.07.2003 N 8 «О судебной практике по делам о хищениях».
Так, X. был признан виновным в разбое при следующих обстоятельствах. Находясь днем в парке, X. в состоянии алкогольного опьянения потребовал от М. снять часы и передать ему. Когда М. отказался выполнить требование, X. вынул из куртки нож и бросил его в землю, повторив еще раз свое требование, после чего М. передал часы.
Нередко отмечается, что если вся обстановка преступления свидетельствует о том, что для жизни и здоровья потерпевшего существует реальная опасность, то даже при неопределенном характере угрозы деяние должно квалифицироваться как разбой. Однако все же не до конца ясно, какая же это должна быть обстановка? Например, по одному из уголовных дел Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Республики Беларусь указала, что «внезапность требования о передаче имущества, заявленного двумя обвиняемыми, а также присутствие на определенном расстоянии троих знакомых обвиняемым парней, участие которых в преступлении не установлено судом, не может само по себе свидетельствовать об опасности для жизни и здоровья потерпевшего». В других случаях одни и те же действия (предъявление угрозы применения насилием) квалифицируют как разбой по причине его совершения в темное время суток и как грабеж по причине посягательства на имущество днем. Итак, если все же определить степень угрозы применения насилия не представляется возможным, то действия виновного суды квалифицируют как грабеж.
Тем не менее четкого и понятного критерия (а не оценочно-субъективного) отличия грабежа от разбоя по признаку завладения имуществом под угрозой применения насилия ни теория, ни практика не предъявляют. Квалификация действий виновного, исходя из обстановки совершения преступления, основывается главным образом на теории объективного вменения, признавая лицо виновным в совершении действий, которые вовсе и могли не охватываться его умыслом. Не будем также забывать, что вывод о характере угрозы применения насилия должен быть бесспорен и не подвергаться никаким сомнениям.
Третий критерий учитывает направленность умысла виновного. Иными словами, если угроза применения насилия при завладении имуществом выражается преступниками неопределенно, а потерпевшие воспринимают ее как угрозу применения насилия, опасного для жизни и здоровья, однако характер последующих действий виновных свидетельствует о том, что они не желали применять в отношении потерпевших такое насилие, их действия следует рассматривать как насильственный грабеж <11>.
<11> Ераксин В.В. Ответственность за грабеж. — М., 1972. — С. 90.
Например, С., В. и Е., похищая вещи из квартиры Ю., были застигнуты на месте совершения преступления потерпевшей. Приказав Ю.: «Молчи, а то хуже будет», — С., В. и Е. связали ей руки и ноги и, забрав ценные вещи потерпевшей, скрылись. Суд, квалифицируя действия потерпевших как грабеж (ч. 2 ст. 206 УК), указал, что хотя потерпевшая Ю. и воспринимала приказ молчать как угрозу применения насилия, опасного для жизни и здоровья, но примененное виновными в последующем насилие свидетельствовало о том, что субъективное представление потерпевшей о характере этой угрозы было неадекватным ее реальному осуществлению.
В данном случае в сознании преступника продемонстрированная (или высказанная) им угроза должна играть роль такого средства устрашения, которое реально способно парализовать противодействие лица, которому угроза адресована, завладению имуществом. Однако при сопоставлении данного признака с иными он невольно будет им противоречить. Так, если виновный при завладении имуществом угрожал негодным оружием или макетом оружия и не намеревался осуществить угрозу применения насилия, опасного для жизни и здоровья потерпевшего (при этом отсутствовали объективные условия для выполнения такой угрозы, хотя она и была облечена в наиболее устрашающую форму), то можно сказать, что он должен нести ответственность не за разбой, а за грабеж <12>. Такой вывод делается на основании того, что подобного рода угроза не может создавать действительной опасности для жизни и здоровья потерпевшего, она носит мнимый характер и не может быть реально осуществлена, а потому не может рассматриваться как разбой. Однако на практике все обстоит несколько иначе, и увязать все критерии в одну формулу, которая бы выдавала правильное решение, не представляется возможным.
<12> Матышевский П.С. Уголовно-правовая охрана социалистической собственности в Украинской ССР. — Киев, 1972. — С. 115.
Например, органами предварительного следствия было возбуждено уголовное дело по факту совершения разбоя (ч. 1 ст. 207 УК) при следующих обстоятельствах. Молодой человек, зайдя на почту, угрожал предметом, весьма похожим на пистолет, и приказал работницам почты положить имеющиеся в наличии деньги в коробку. Когда он собрал деньги и направился к выходу, его догнала заведующая отделением и ударила ногой. Упав на пол, грабитель подобрал несколько выпавших купюр и скрылся <13>.
<13> Рэспублiка. — 11 декабря 2008 г. — С. 3.
Помимо того, что в данном случае использовался макет огнестрельного оружия, возникает вопрос и иного плана: воспринимали ли предъявленную угрозу реально сотрудники почты? Указанный пример свидетельствует о том, что угроза применения насилия здесь имеет место постольку, поскольку она представляется таковой потерпевшим и это осознается преступником.
В принципе из совокупности трех вышеназванных признаков и должна исходить судебная практика, на что справедливо обращается внимание в п. 5 постановления Пленума Верховного Суда Республики Беларусь от 21.12.2001 N 15 «О применении судами уголовного законодательства по делам о хищениях имущества», где сказано, что при определении угрозы применения насилия «необходимо учитывать не только субъективное восприятие потерпевшего, но и конкретные обстоятельства дела, а также направленность умысла виновного». Однако, как видно из приведенных выше примеров, на практике все же бывает крайне не просто провести грань между угрозой применения насилия при грабеже и разбое, потому как приходится иметь дело не с реально причиненным вредом, а с вредом мнимым (предполагаемым), и в большинстве случаев лишь субъективная оценка судебной инстанции по тому или иному вопросу квалификации имеет первоочередное значение (тем более если учесть, что при предъявлении угрозы в случае грабежа действия виновного лица можно расценивать как покушение, а в случае разбоя — как оконченное преступление).
Вместе с тем очевидно, что завладение имуществом с применением насилия и с угрозой его применения — это две большие разницы. Общественная опасность таких действий не одинакова. Угроза является лишь одним из видов насилия, и ставить в один ряд завладение имуществом с использованием физического и психического насилия вряд ли корректно (все равно что предусмотреть в одной части уголовно-правовой нормы ответственность за убийство и угрозу убийством). В ситуации, когда мы имеем дело с неопределенными критериями и их противоречивым правоприменением, можно предположить, что угроза как способ завладения имуществом должна быть выделена из составов грабежа и разбоя и найти свое самостоятельное закрепление. Однако данный вывод будет лишь промежуточным, т.к. предстоит различать угрозу как самостоятельный способ завладения имуществом и угрозу, имеющую место в составе вымогательства.